Двухсотлетие со дня рождения Фридриха Энгельса, близкого друга и соратника Карла Маркса, было встречено рядом публикаций, прославляющих его как великого ученого и мыслителя. Что же, состоятельность научной теории испытывается ее соответствием наблюдаемым данным – и марксизм этого испытания не выдерживает. Несмотря на это, он сохраняет определенное влияние. Почему?
Как и все люди, детство и юность которых прошли в СССР, я помню этот повсюду возникавший – на зданиях, на обложках книг, в газетах – барельеф из трех бородатых профилей: Маркс, Энгельс и Ленин. Они были светлыми гениями, которые открыли человечеству путь к новому обществу, свободному от несправедливости и эксплуатации. На годы моего детства пришлась демонстрация по ТВ сериала «Карл Маркс – молодые годы».
Людям, которые не застали это время, бывает трудно понять тогдашнюю атмосферу. С одной стороны, все источники информации контролируются государством, и вам неоткуда узнать другую версию, кроме официальной; с другой – у вас просто нет мотива это выяснять. Зачем? Это не создаст вам ничего, кроме проблем.
Но сейчас невозможно не заметить, что Карл Маркс был кем угодно, но не пролетарием – он вовсе не горбатился на фабрике. Он жил – и жил довольно обеспеченно – за счет своего друга Фридриха Энгельса, который был никем иным, как капиталистом. Тем самым классическим капиталистом, присваивающим добавочную стоимость – эксплуататором из марксистского учебника. Он владел текстильной фабрикой и сожительствовал с двумя бедными работницами ирландского происхождения – хотя ими его сексуальные аппетиты ничуть не ограничивались. Соратники тов. Энгельса (в частности, Штефан Борн) указывали ему на то, что связи с работницами – есть типичная форма эксплуатации, но Энгельса это не останавливало.
Он был принципиальным противником «буржуазной семьи» и моногамии – и (вместе с Марксом) призывал в «Манифесте коммунистической партии» к общности жен. А реальное упразднение моногамии, от Фридриха Энгельса до Харви Вайнштейна, так и выглядит: как эксплуатация уязвимых и зависимых женщин.
 |
Антисемейное наследие ранних коммунистов было подхвачено в первые годы после революции 1917 года – но довольно скоро было свернуто, когда стало ясно, что никакого общества так не построишь, и где-нибудь в позднем СССР тов. Энгельс положил бы на стол партбилет за аморалку. Впрочем, вопрос о том, как вообще капиталист и эксплуататор попал в коммунистические святые и основоположники, повисает в воздухе.
Но еще более интересен другой вопрос. Самый грандиозный социальный эксперимент в истории, в который было вовлечено (учитывая Китай) до трети всего человечества, кончился неудачей. Светлого царства коммунизма так и не явилось, все бывшие соцстраны (кроме Северной Кореи, где не очень понятно, что происходит) вернулись к частной собственности на средства производства. Предсказания марксистской теории не сбылись. Она оказалась опровергнута тем самым критерием, который провозглашала – практикой.
Почему учение, которое Фридрих Энгельс помог создать, продолжает привлекать людей? Можно усмотреть две группы причин. Одна является специфически постсоветской. Это сочетание ностальгии по пионерскому детству и комсомольской юности с инстинктивным, неотрефлексированным патриотизмом – в массовое обольщение могут впадать самые разные страны и народы, но не мы же! Это у других народов могут быть тяжелые и страшные страницы истории – но не у нас же! Нечего чернить наше славное прошлое!
Другое дело, что для того, чтобы превозносить советское прошлое, надо с необходимостью чернить досоветское и изображать историческую Россию, которую уничтожила революция, как мрачную тюрьму народов, беспросветно отсталую, нищую, подлую, грязную, населенную забитыми рабами и управляемую тупыми самодурами – и при этом принципиально неспособную к какому бы то ни было развитию: если бы не большевики, мы бы до сих пор лаптем щи хлебали, одним на всю избу.
Другие страны и развили промышленность, и повысили уровень жизни, и достигли всеобщей грамотности, и сильно смягчили социальные противоречия – и все это без кровавых революций, террора, раскулачивания, массовых репрессий. Но Россия – в необольшевистском восприятии – оказывается настолько уникально отстойной страной, что без кровавой революции и всех ее кровавых последствий развиваться никак не могла бы.
Чтобы прославлять Сталина как того, кто «принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой», надо искренне верить, что все достижения дореволюционной России в области культуры, науки и технологий не поднимались выше сохи. Этот взгляд неверен исторически – и представляет собой именно что очернение нашей истории. Но такого рода переживание является специфически постсоветским; марксизм, однако, сохраняет (даже набирает) популярность среди, например, американской молодежи, которая никогда не просыпалась под «Пионерскую зорьку» и не отдыхала в летних лагерях под добрым взглядом дедушки Ленина.
Это связано с другой чертой марксизма – классовой ненавистью, тем, что называется французским словом «ressentiment», «озлобленность». Это может быть связано с реальными лишениями – но не обязательно. Это переживание неудовлетворенных притязаний – человек полагает, что его чего-то несправедливо лишили, что он достоин намного большего. Ressentiment может испытывать и человек, которого большинство населения планеты сочли бы бессовестно благополучным – как студент в американском кампусе. Это не объективные условия, в которых человек находится, а то, как он на них реагирует. Это переживание – «гады лишили меня законного» – принципиально важно для любых тоталитарных движений.
Тоталитарные движения, конечно, различны, и работают на разном психологическом и эмоциональном топливе. Движения националистического толка (из которых особенно выдается германский национал-социализм) культивируют этническую спесь и ксенофобию; движения марксистского характера, напротив, восстают не только против такой спеси, но и против всякой национальной солидарности – «у пролетариата нет отечества».
Но в обоих случаях у топлива, на котором они работают, есть обязательный общий компонент – это сознание горькой обделенности. Твоя жизнь не такова, как ты бы хотел, и в этом виноваты другие люди. «Они» – капиталисты, инородцы, рептилоиды, неверные, белые, небелые или кто еще – в рамках данной идеологии считаются источником всех зол и бед. Это «они» зажимают, притесняют, эксплуатируют и отбирают у тебя плоды твоих трудов и вообще все то, что принадлежит тебе по праву. Это «они» унижают тебя и делают твою жизнь невыносимой.
Ты не можешь улучшить свою жизнь личными усилиями – «они» не дают. Мысль, что тебе стоит упорно учиться, профессионально расти, наращивать социальный капитал и тщательно беречь репутацию, воспринимается как бессовестный обман – как бы ты ни старался, «они» не дадут тебе подняться, эта система устроена в «их» интересах, и ты не сможешь улучшить свою жизнь, не разделавшись с «ними». А когда с «ними» будет покончено, счастливая жизнь непременно наступит, ведь «мы» – это чудесные люди, и заживем привольно и богато, как только одержим победу над теми, кто нам мешает.
А покончить с «их» вредоносным правлением можно только влившись в движение, которое ставит себе целью победу над «ними», и подчинившись его идеологии. Причем сила этой идеологии в том, что под нее можно подобрать факты – люди действительно обходятся друг с другом несправедливо, и у любой этнической или социальной группы всегда найдутся жалобы на другие. Идеологии выхватывают один из аспектов сложного и многообразного человеческого хаоса и объявляют, что нашли корень всего зла – вот они, гады! Бей их!
Причем старательно культивируемое чувство претерпеваемой несправедливости снимает с движения все моральные ограничители – мы только воздаем за вековые притеснения, которые мы претерпели от «них», только возвращаем свое, только справедливо караем носителей мирового зла. Отсюда и насильственный характер тоталитарных идеологий – любые кровопролития оправданы, во-первых, тем, что мы являемся пострадавшей стороной, которая мстит за свои обиды; во-вторых, тем, что после победы над врагами наступит царство мира и справедливости. Как сказано в последних строчках «Манифеста коммунистической партии»: «Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя».
Борьба за светлое будущее, где «человек человеку – друг, товарищ и брат», создает грандиозное чувство самоправедности, которое убивает любые сомнения в нравственности своих поступков. Действия, направленные на торжество грядущего светлого царства, по определению являются нравственными. Как Ленин, «наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата, наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата».
Таким образом, хотя марксистская доктрина очевидно не работает как социально-экономическое учение, она отлично обслуживает определенные психологические нужды. Потребность найти внешнего виновника в своих неудачах. Потребность ненавидеть и при этом остро переживать свою праведность. Потребность вписать свою озлобленность в простую, ясную и все объясняющую картину мира.
Неукротимая враждебность тоталитарных движений к христианству обусловлена не только мировоззренчески, но психологически. Христианство культивирует прямо противоположное отношение к реальности. Вместо озлобленности – смиренное и благодарное принятие своего места в жизни. Вместо обвинения других – осознание личной ответственности и исполнение своего призвания. Вместо «классовой ненависти» – любовь к ближнему. Вместо «классовой морали» – заповеди Божии. Вместо великого проекта рая на земле, который неизбежно требует уничтожения врагов и подчинения колеблющихся – ожидание Царства, которое установит Бог, а не люди.
И нам стоит извлечь из истории тот урок, который она преподает раз за разом – социальные проекты, работающие на ненависти к врагам, от которых надо избавиться, чтобы наступила счастливая жизнь, никакого счастья не приносят. И не могут.
Комментарии (0)