Тобин Харшо (Tobin Harshow)
Вот вопрос для поборников холодной войны: было ли когда-нибудь такое время — даже с учетом Кубинского ракетного кризиса — когда Россия находилась на передних полосах газет в течение такого же длительного периода, как теперь, с момента избрания Дональда Трампа?
На этой неделе Конгресс окончательно одобрил законопроект о санкциях против России, который существенно ограничивает право президента Дональда Трампа ослаблять давление на Кремль. На это президент России Владимир Путин отреагировал высылкой множества американских дипломатов и захватом американского склада и загородного дома, расположенного недалеко от Москвы. Это довольно мелочный шаг, сравнимый по своей мелочности с решением администрации Барака Обамы захватить российскую дипсобственность в Мэриленде и Нью-Йорке.
Небольшое отступление: поскольку в этой истории замешан Дональд Трамп — магнат в сфере недвижимости и непревзойденный мастер заключать сделки — мне бы хотелось выяснить, кто же все-таки одержал победу в этом обмене недвижимостью. К сожалению, хотя нам известно, что российская собственность в Мэриленде представляет собой довольно милое местечко, единственный снимок американской дачи, который мне удалось найти, вряд ли может вызвать большой интерес у зрителей.
Вернемся к основной теме. Трамп, который угрожал наложить вето на предыдущую версию законопроекта, теперь стоит перед выбором. Он может изменить свое решение и потерять лицо или же наложить вето на законопроект, против которого проголосовало всего пять — пять! — членов Конгресса.
Все это выглядит скромной, маленькой бурей в стакане воды. Однако все это кажется абсолютно несущественным по сравнению с ситуацией на Украине, где Россия аннексировала Крымский полуостров, в Сирии, где уже погибло полмиллиона человек, по сравнению с вмешательством в президентские выборы 2016 года, которое — в зависимости от того, к какой партии вы принадлежите — стоило или не стоило Хиллари Клинтон победы.
Насколько важны эти санкции в более широком контексте? Чтобы узнать мнение эксперта, я обратился к человеку, который долгое время находился в самом центре этой запутанной ситуации — к Эвелин Фаркаш (Evelyn Farkas). Будучи заместителем помощника министра обороны по России, Украине и Евразии с 2012 по 2015 годы, Фаркаш являлась одним из ключевых специалистов администрации Обамы по противостоянию российской агрессии. В настоящее время она занимает должность внештатного сотрудника Атлантического совета и является автором материалов для MSNBC. Ниже приведена отредактированная версия нашей беседы.
Тобин Харшо: Многие считают, что санкции не будут эффективными. Другие утверждают, что, к примеру, именно санкции заставили Иран сесть за стол переговоров по его ядерной программе. В целом, чью точку зрения вы разделяете?
Эвелин Фаркаш: Я считаю, что ключевым моментом в вопросе санкций является то, как они осуществляются. Даже на примере узких и адресных санкций, которые сейчас действуют, мы поняли, что нам требуется их ужесточить и скорректировать. Мы видели, как объекты санкций меняли имена и названия, как менялись формальные владельцы компаний, поэтому те, кто занимается осуществлением санкций, должны сообщать разработчикам о необходимости вносить в них соответствующие изменения.
В этом смысле, когда госсекретарь Рекс Тиллерсон заявил во время слушаний по утверждению его кандидатуры, что он критически относится к санкциям, он добавил, что его мнение может измениться, если осуществление санкций будет более эффективным. Это верное замечание. У нас недостаточно ресурсов для того, чтобы эффективно осуществлять даже те санкции, которые уже действуют. Поэтому, вводя дополнительные санкции, мы должны увеличить возможности Министерства финансов и Министерства юстиций, чтобы они могли осуществлять их в полной мере.
Причина, по которой санкции против Ирана сработали, заключается в том, что мы смогли осуществить их, применив политическое давление — к примеру, мы связывались с Индией по телефону и убеждали ее не покупать иранскую нефть.
— В случае с Россией простому обывателю может показаться, что санкции не принесли почти никаких результатов. С другой стороны, почему русские так решительно выступают против нового пакета санкций и против Закона Магнитского, если они никак им не вредят? Действительно ли соратники Путина ощущают это давление?
— Да. Санкции разрабатываются таким образом, чтобы они помогали достигать определенных целей в кратчайшие сроки. Именно поэтому при Обаме мы разрабатывали их таким образом, чтобы они коснулись в первую очередь членов ближайшего окружения Путина и связанных с ним компаний.
— Создается впечатление, что в этом новом законопроекте о санкциях Белый дом больше всего беспокоит то, что этот документ существенно ограничивает способность Трампа отменять санкции или игнорировать действия России. Считаете ли вы, что Конгресс переходит границу, углубляясь слишком далеко на территорию исполнительной власти?
— При обычных обстоятельствах, как человек, который провел половину своей карьеры в законодательной ветви, а вторую половину — в исполнительной и поэтому хорошо изучил полномочия каждой из них, я вряд ли поддержала бы то, что, по сути, является правом Конгресса налагать вето на решения президента. Но нынешние обстоятельства нельзя считать обычными. Конгресс, несомненно, громко сигнализирует о том, что он не доверяет президенту в вопросах, касающихся России.
Кто-то может указать на результаты опросов, согласно которым избиратели Республиканской партии более благосклонно относятся к Путину и России. Но я не думаю, что нам стоит обращать внимание на этот показатель. Результаты опросов слишком эфемерны. Поскольку Конгресс, по сути, является продолжением народа и рупором его воли, я считаю, что сейчас американский народ тоже обращается к президенту Трампу посредством Конгресса. Народ тоже не доверяет Трампу в вопросах, связанных с Россией.
— Беспокоит ли вас то, что Трамп, как предупреждают некоторые эксперты, может начать тянуть время, откладывая подписание и осуществление антироссийских санкций?
— Вполне вероятно, что Белый дом отдаст агентствам распоряжение следить за осуществлением санкций сквозь пальцы. Но я могу сказать, что представители государственных гражданских служб разделяют мнение Конгресса и американского народа о том, что единственный способ остановить агрессию Путина против его соседей и против западных демократий — это открыто выступить против него.
— Большинство экспертов считает, что аннексия Крыма уже необратима. Вы с этим согласны?
— Нет. Я думаю, что в краткосрочной и, возможно, среднесрочной перспективе текущий статус кво будет сохраняться, и статус Крыма на международной арене будет оставаться неопределенным. Но в конечном итоге придется провести переговоры, а России и Украине придется заключить соглашение. США продолжают оказывать давление. При Обаме мы постоянно ужесточали санкции, введенные в связи с действиями России на Украине. Трамп встретился с президентом Украины Петром Порошенко в Белом доме еще до своей встречи с Путиным. В тот момент администрация опубликовала список имен и компаний, которые тоже необходимо было внести в санкционный список.
— Что мы сейчас можем сделать — помимо того, что уже делается — чтобы помочь украинцам вернуть контроль над востоком Украины, который контролируется ополченцами?
— Нам необходимо активизировать реализацию нашей программы по подготовке украинских военных и предоставить Украине смертельное оборонительное оружие, а также оказать ей экономическую помощь. Мы обязаны действовать активно, когда речь заходит об Украине, потому что, если мы уступим там, Путин может попытать счастья еще где-нибудь, а это может обернуться экзистенциальной угрозой для наших союзников по НАТО.
Тот факт, что Тиллерсон назначил Курта Волкера (Kurt Volcker), поддерживающего украинский суверенитет, новым спецпредставителем США на Украине, — это очко в пользу администрации. Но США и их союзникам необходимо как можно быстрее повысить сдерживающий потенциал Украины, потому что, по слухам, поддерживаемые Россией ополченцы и так называемые зеленые человечки снова могут перейти в наступление. Это является отражением того, что военный баланс склонился еще больше в пользу России благодаря тем военным системам и силам, которые Москва перебросила в Крым. Мы должны убедиться, что Россия не захочет захватить сухопутный коридор, ведущий на восток Украины.
В следующем году Путин, вероятнее всего, переизберется на новый срок, и его стратегия требует от него показать избирателям, что он снова сделал Россию великой. Российские военные застряли в Сирии, но нам стоит ожидать некие действия. Путин умеет держать нас в неведении и выбивать нас из равновесия.
— Многие считают, что, чтобы мы могли сотрудничать с Россией в Сирии — в вопросах борьбы против террористических группировок и политического урегулирования конфликта — мы просто должны игнорировать то, что Россия сделала на Украине. Является ли это приемлемой ценой?
— Ни в коем случае. При Обаме мы никогда не считали нужным связывать эти два вопроса, и, к счастью, новая администрация придерживается такого же мнения. Я не вижу никаких признаков того, что Трамп связывает их. Он совершенно справедливо назвал Сирию местом, где мы сможем заключить сделку с Россией, и мы должны заключить это соглашение. Но нам необходимы рычаги давления. А наш президент ослабил это давление, прекратив оказывать помощь сирийским повстанцам. На Украине администрации нужно делать нечто больше, чем просто поощрять минский процесс, ей нужно найти способ предоставить украинцам больше инструментов давления.
— Вторжение России на Украину представляло собой так называемую гибридную войну — сочетание пропаганды, разжигания волнений, предоставление оружия ополченцам, переброска российских военных в форме без опознавательных знаков и так далее. Считаете ли вы, что Путин попытается применить такую же тактику в странах Балтии или других странах-членах НАТО? Если это случится, то как мы будем реагировать, и осуществим ли мы требование Статьи 5 в том случае, если до полномасштабного вторжения дело не дойдет?
— Я не верю, что Путин хочет начать войну с НАТО или США. Но если мы не выступим против него на Украине, он может попытаться проверить степень нашей решимости в стране НАТО, на которую распространяется действие Статьи 5. Вероятнее всего, он не пойдет на традиционное вторжение и даже не будет использовать зеленых человечков. Он попытается использовать местные силы, если сможет выставить нас слабыми и спровоцировать еще больше разногласий внутри НАТО. В конечном итоге ему нужен слабый Запад и упразднение таких институтов, как НАТО и Евросоюз, чтобы Запад больше не мог противостоять России на территории ее «ближнего зарубежья».
Точно такие же цели он преследует в Сирии и во всем мире. Россия считает себя мировой державой, и она заинтересована в продаже оружия и нефти по всему миру. Только США и их союзники способны держать ее в узде.
— США и НАТО усилили свои позиции в Восточной Европе, перебросив туда еще четыре боевых бригады. Но может ли это напугать Путина? Ведь они являются всего лишь лежачим полицейским на пути его армии? Разве это не служит ему всего лишь поводом для дальнейшей милитаризации его стороны границы?
— Я считаю, что эти боевые бригады необходимы, но мне было бы спокойнее, если бы они находились там на постоянной основе. Сейчас мы пытаемся соблюсти границу между обеспечением сдерживающего потенциала и ненарушением Основополагающего акта НАТО-Россия 1997 года. Это соглашение обязывает участников уважать суверенитет государств и неприкосновенность границ. Согласно этому договору, НАТО не могут развертывать многочисленные постоянные войска на территории своих новых членов.
Но Россия уже нарушила это соглашение своими действиями на Украине. Нам не стоит понапрасну связывать себе руки.
— Давайте вернемся к вмешательству в американские выборы, которое вы рассматриваете в связи с действиями Путина в Восточной Европе. Его генеральный план заключается в том, чтобы просто спровоцировать смятение на Западе, или же он преследует какие-то более конкретные цели?
— Его план заключается в том, чтобы посеять смятение, но причина, по которой он хочет этого добиться, заключается в стремлении вернуть России ту сферу влияния, которую она имела при царском режиме в XIX веке и при советской власти. И если он сможет добиться этого на территории бывшего восточного блока, он двинется дальше. Он хочет, чтобы Запад был слабым и расколотым, поэтому он может посягать на суверенитет государств в этих регионах, чтобы достичь своей цели.
Комментарии (0)