Борис Шпигель эмоционально выступил в суде: «Дайте мне спокойно умереть»

Обвиняемый заявил, что знал о прослушке своего телефона и не боялся

Борис Шпигель, который плохо себя чувствовал перед началом заседания в Мосгорсуде, где рассматривается жалоба его адвокатов на арест, немного пришел в себя после двух уколов. Обвиняемый смог наконец более или менее нормально говорить и первым делом заявил, что готов сотрудничать со следствием.

— Я готов сотрудничать со следствием и готов оказывать помощь следствию, — сказал Шпигель. — То, что у меня двойное гражданство, — это ничего не значит. Я 20 марта добровольно вернулся из Государства Израиль... Я должен был лечь в ЦКБ на дополнительное обследование. О том, что меня прослушивают, я знал — меня предупредили. Но я ничего не боялся. Я никуда не скрывался, если бы скрылся, то не возвращался бы из Государства Израиль. Я специально разговаривал с телефона, который был на прослушке, потому что я не боялся. Я готов сотрудничать, если я смогу... Но, поверьте, у меня так ухудшилось здоровье, что я боюсь, что это все ненадолго… Некому будет давать показания... Или дайте мне спокойно умереть. Я каждый день просыпаюсь, не могу сходить стоя в туалет, не могу помыться под душем, потому что я теряю сознание от диких болей в позвоночнике. Но врачи отказались делать операцию, потому что у меня стенты в сердце. У меня не просто так была нанята бригада врачей...

Что касается обследования, о котором говорил прокурор, я просто боюсь, вы увидите сами, его просто не успеют сделать. Поэтому я сделаю все, как решит суд, и буду подчиняться решению суда. Обещаю, если меня отпустите под другую меру и если следствие решит, что я не сотрудничал, пусть изменят меру пресечения снова. Следствие получит от меня гораздо больше толку и помощи, чем если я буду находиться в таком состоянии, как сейчас, или меня не будет совсем. Я всегда сотрудничал с властью и буду сотрудничать. И власть, которой я всю жизнь служил, посмотрит на мое поведение. Я не хочу журналистов и правозащитников. После первого же допроса у следствия изменится отношение. Все, я больше не могу.