Оторванность России от мира рано или поздно обусловливала серьезное отставание в технологическом отношении
Состоявшийся на прошлой неделе примечательный обмен репликами между Дж.Байденом и В.Путиным стал одним из самых обсуждаемых в России событий последнего времени. Комментаторы бросились оценивать как форму заявлений, так и их политическую зрелость; как предпосылки обострения, так и его возможные последствия. Многое — от возмущенной реакции «лидеров общественного мнения» в России до «чувств простых американцев», якобы излитых российскому послу в Вашингтоне, — напомнило самые примитивные образцы советской пропаганды, так что неудивительно, что термин «холодная война» стал одним из наиболее часто встречающихся в продолжающихся дебатах.
ФОТО: АЛЕКСЕЙ МЕРИНОВ
Я хорошо помню, как более десяти лет назад, в период охлаждения отношений между Россией и Западом эта тема уже поднималась, причем во вполне академических дебатах. В то время доминирующей точкой зрения оставалась позиция, согласно которой новую реальность нельзя было называть «холодной войной», поскольку этот термин был хорошо осмыслен в 1950–1970 годах и означал комплексное противостояние двух систем с многими характерными признаками, на большинство из которых в новых условиях не было даже намека. Однако коль скоро сейчас дискуссия идет на совершенно ином уровне, да и ветеранов «холодной войны» в политике почти не осталось, мне кажется, что пришло время переосмыслить это понятие.
«Холодная война», на мой взгляд, в российском случае представляет собой обозначение периода недоброжелательного отношения нашей страны к «своему иному» - Западу, к которому она исторически и культурно принадлежит, но особость по отношению к которому становится источником гордости и самоуважения при отсутствии иных поводов для таковых. По причине того, что Россия является лишь частью западной цивилизации, состояние «холодной войны» оказывает на нее намного более сильное влияние, чем на остальной мир, — и если мир не забывает на этот период об обычной жизни и рутинном прогрессе, то Россия полностью выкладывается и приходит к завершающей стадии противостояния далеко не в лучшем состоянии, экономическом, политическом и ментальном. При этом, подчеркну еще раз, «холодная война», как форма внутрицивилизационного противостояния, одновременно разделяет и связывает Россию только с Западом и ни с какой иной частью мира.
Если оценить историю последних двухсот лет, то я бы сказал, что наша страна оказывалась в состоянии «холодной войны» как минимум трижды.
Первый эпизод начался в 1830–1831 году, когда после подавления польского восстания Россия стала считаться в Европе изгоем, на что ответила союзом с самыми реакционными силами ( поиском новой объединяющей идеи в виде славянофильства и агрессивной политикой в отношении Турции. Второй был открыт вскоре после завершения Второй мировой войны, когда Советский Союз пошел на обострение отношений со своими бывшими союзниками (которые, замечу, также не питали к нему излишних симпатий), выстроил «железный занавес», подавил восстания в Венгрии и Чехословакии и запустил глобальное противостояние социализма и капитализма. Третий — в котором мы сейчас и оказались — стартовал в конце 2000-х годов, ознаменовался войнами в Грузии и на Украине и воплощается в противостоянии т.н. «цветным революциям», а также в изображении новой гонки вооружений — правда, на этот раз выглядящей скорее пародийно, чем реально.
На мой взгляд, рассматривать эти три эпизода как повторяющийся процесс крайне важно потому, что они отражают довольно устойчивую особенность нашего исторического развития и позволяют сделать вполне определенные выводы относительно его перспектив.
Прежде всего стоит заметить, что все они начинались в условиях, когда Россия ощущала «неуважение» со стороны неблагодарных партнеров и при этом полагала себя достаточно сильной и успешной; собственно говоря, как раз масштаб разницы в восприятии ее самой собой и другими и выступал «спусковым крючком» к началу конфликта. В 1820-е годы победительница Наполеона и обладательница самой крупной в Европе армии оказалась на периферии континентальной политики, будучи презираема за реакционность и ретроградство; в 1940-е Запад демонстративно оставил СССР за порогом ядерного клуба, отмел его претензии на расширение геополитического влияния в виде запрошенных Москвой военной базы в турецких проливах и мандата на Триполитанию; в 2000-е Россия была крайне разочарована тем, что она не стала частью Запада, несмотря на сдачу своих позиций, отказ от коммунистической идеологии и развитие свободного рынка по вашингтонским рецептам. Не очевидно, что «холодные войны» в разные периоды запускались ради того, чтобы добиться места в «западном» мире, но совершенно ясно, что они подстегивались неудовлетворенностью сложившегося в каждый конкретный момент положения.
Весьма характерно также и то, что все три «холодных войны» включали в себя и во многом начинались с попытки экспансии на западном направлении. В XIX веке можно вспомнить формальную оккупацию находившихся под русским протекторатом Молдавии и Валахии; в ХХ — насаждение марионеточных режимов в Восточной Европе, попытку дестабилизации ситуации в Греции и формальное разделение Германии; в XXI — присоединение Крыма. Идеализировать поведение западных стран на любом из витков исторической спирали не следует, но нет сомнения в том, что именно явные экспансионистские устремления Москвы выступали непосредственной причиной начала масштабного противостояния, а альтернатива ему имелась всегда, но никогда не была использована (вина, повторю еще раз, лежит на обеих сторонах). Довольно быстро после начала противостояния складывалась ситуация, когда идея борьбы полностью овладевала умами политической элиты и (несмотря на «разрядки» и «перезагрузки») становилась основной направляющей, сколь бы серьезно ни менялись текущие экономические и социальные обстоятельства.
Соответственно, переключение внимания на особость России, обеспечение сплоченности нации перед лицом недружелюбного мира и мобилизацию усилий приводили к усилению авторитарных тенденций в политике, отказу от рациональных выборов в экономике и в целом к доминированию классического принципа «цель оправдывает средства». Оторванность от мира рано или поздно обусловливала серьезное отставание в технологическом отношении, которое в конечном счете становилось критическим фактором поражения России в любой из «холодных войн». Неудивительно, что, сколь бы разными ни были следующие за ними периоды, они становились временем самого массированного технологического, индустриального, а порой даже институционального заимствования у Запада. При этом ни в каком серьезном отношении Запад не перенимал у России никакие know-how, якобы накопленные за период взаимного отчуждения. Всякий раз Россия лишь приходила к пониманию печальной необходимости осуществить очередную порцию заимствований извне.
Более того; нельзя не заметить, что каждое новое серьезное противостояние с Западом становится более болезненным для России и заканчивается с большими потерями. Последствиями первой «холодной войны» стали относительно успешно проведенные реформы и включение страны в европейскую экономику как одно из главных направлений для инвестиций.
Однако хозяйственным ростом всё в основном и ограничилось; движение в сторону политической и социальной модернизации было крайне медленным и в результате Россия сорвалась в революцию и выпала из европейской траектории развития. Итогом второй «холодной войны» стал масштабный политический кризис, вызвавший распад государства; более того, Россия даже не стала равноправной частью мировой экономики. При этом чисто хозяйственная динамика оказывается разнонаправленной в периоды «холодных войн» и относительного сотрудничества России и Запада: доля Российской империи в глобальном ВВП выросла с 4,4 до 5,4% между 1700 и 1820 годами и затем упала до 4,3% к 1856 году, но снова поднялась после реформ и составила 8,5% в 1913 году.
После двух войн и тягот сталинской индустриализации она достигла 9,57% к 1950 году и затем, протестировав исторические максимумы, вновь упала до 7,66% в достаточно благополучном 1989 году. Придя к низшей точке на уровне 0,7% в 1999 году, она выросла в четыре раза, до 2,6% в 2008-м, а по итогам 2020-го вновь опустилась до 1,7%.
Состояние «холодной войны» с Западом за последние двести лет стало представляться для России довольно естественным — именно поэтому, на мой взгляд, оно сегодня мало кого пугает. К тому же субъективно такая «война» воспринимается как чуть ли не оптимальный вид сосуществования, если альтернативой считать полноценный вооруженный конфликт. Между тем не стоит забывать, что ни в одной из крупных войн, которые Россия вела начиная со времен Петра I, она не выступала в одиночку против западного мира, тогда как именно «холодные» войны противопоставляли ее всей европейской цивилизации, что в значительной мере и обусловливало их тяжелые и долговременные последствия. Поэтому прежде чем восклицать «можем повторить!» и применительно к конфликтам такого рода, нужно не раз подумать о том, чего мы собираемся в итоге добиться и какую цену готовы за это заплатить...
Комментарии (128)