С момента ареста экс-губернатора ему не передали ни одного письма - даже от родных
На примере арестованного экс-губернатора Хабаровского края Сергея Фургала правозащитники хотят добиться изменения в статью 20 «Переписка» Закона о содержании под стражей, который позволяет следователям, по сути, наложить полный запрет на любые письма и телеграммы заключенного, в том числе адресованные ему.
ФОТО: АГН «МОСКВА»
За почти месяц своего заключения Фургал не получил ни одного письма даже от самых близких. И его письма, и телеграммы родным тоже не были отосланы. Причем, по данным «МК», даже правительственные телеграммы до арестанта не доходят. Заключенный считает это изощренным издевательством. Следователи лишь с недавних пор стали полностью цензурировать письма подследственного (до этого цензор СИЗО отправлял ему корреспонденцию арестанта в крайних случаях – если там увидел угрозы, шифровки, гостайну).
Пока члены СПЧ пытаются бороться за то, чтобы на свидания и звонки самым близким не требовалось разрешение следователя (соответствующий законопроект передали депутатам), представители «органов» пошли еще дальше - по факту запретили даже переписку.
В пятницу, 31 июля, Фургала вывезли на суд, после чего близкие заявили: с ним что-то происходит. Из бодрого и полного оптимизма человека он превратился в измученного и даже как-то резко постарел. Почему-то отказался от адвоката, которого нанял сын.
«Его наверняка травят!» - стали писать в обращении в ОНК одни. «Может, его пытают?..»- предположили другие. За сутки ОНК получила рекордное число заявлений совершенно разных людей - от родственников заключенного до незнакомых ему сочувствующих. Все, замечу, с указанием фамилий и адресов. Никогда еще в истории ОНК подобного не было.
А еще люди писали мне, как члену ОНК Москвы: «Вы единственная ниточка, связывающая с ним, позволяющая узнать, жив ли он вообще».
И вот мы в «Лефортово». Это наша четвертая встреча в СИЗО с Фургалом - и самая грустная. Сразу оговорюсь: он жив и здоров. Обычно бодрый, веселый, на этот раз Фургал выглядел сильно подавленным. И видно было, что он устал. Но от чего?
- Я в полном вакууме, – начинает Фургал. – В глухой изоляции. Письма запрещены, звонки запрещены, свидания запрещены, адвокат не может пробиться ко мне.
- Вы до сих пор не получили ни одно письма?!
- Я же не буду вас обманывать. Пусть бы следователь хоть десять раз перечитал письмо от жены и сына, пусть бы вычеркнул все, что посчитал лишним, но отдал бы мне их! Он ничего не отдаёт. Я не могу этого понять. И ни одно мое письмо по-прежнему не ушло. Я лишен любого контакта с семьей.
Комментарий члена СПЧ Андрея Бабушкина:
- Согласно закону, все письма проходят цензуру, она осуществляется администрацией места содержания под стражей. Но «бедному» следствию мало просто держать заключенных в СИЗО месяцами и годами, не разрешать свидания и звонки, оно решило еще взять под контроль переписку. Лишь относительно недавно следователи стали выносить постановления, которые позволяют им принять всю цензуру на себя. В этом случае вся переписка – только через следователя.
И заключенные не получат писем и телеграмм, ему внушают – ты никому не нужен, тебя все бросили. Это изощренная система издевательства, прямо гестаповская. И это надо прекратить.
- Я не могу видеть адвоката, – продолжает Фургал. – Следователь не оставляет меня с ним наедине даже на пять минут, так что я не могу у него ничего спросить, не могу посовещаться. В СИЗО защитник не может пройти - очередь. Я лишен права на защиту.
В камеру мне приносят только «избранные номера газет», где нет ничего про Хабаровск. Я два года руководил краем, почему я не могу знать, как он живет? Меня тотально изолировали. А я судом еще не признан виновным.
- Те, кто обратились в ОНК, просили, чтобы мы узнали: нет ли синяков, следов незаконных медицинских манипуляций?
«Это не относится к условиям содержания», - вдруг прокричал сотрудник изолятора, чем изумил нас всех.
- Нет, меня не били. Мы живем в другие времена, есть гораздо более тонкие способы воздействия. Если бы я появился с фингалом, то было бы много вопросов и много бумажек пришлось бы писать всем. По поводу манипуляций - знайте, я написал заявление, что против любых манипуляции. Я придерживаюсь здорового образа жизни, но если что-то случится – то пусть вывезут в больницу.
- Но зуб вам тут вылечили?
- Да. Хороший стоматолог, оборудование хорошее. Пломбу поставили.
- С сокамерником лучше, чем одному?
- Однозначно. Я читаю, взял книгу про счастье, один из авторов которой буддийский монах. В неволе появился излишек свободного времени. И может быть, сейчас внутри я свободнее, чем когда-либо был. Я решил: буду считать, что прохожу квест. Пусть родные не расстраиваются - папа знает, что делает. Я на самом деле сам переживаю за другого человека, который находится здесь. Ему еще хуже (имеет в виду, судя по всему, Мистрюкова, которого считают сообщником Фургала по делу об убийстве прим.автора).
«Говорите только про себя!» - еще раз прокричал сотрудник СИЗО.
- Про себя – у меня все хорошо, насколько может быть хорошо в такой ситуации.
- Вы очень грустный, и непривычно вас таким видеть…
- Сны снятся, как я возвращаюсь в Хабаровский край и как меня встречают там. Я же вернусь когда-нибудь. Я рад, что был губернатором именно этого региона, даже несмотря на то, что произошло.
«Это не про условия содержания», - прокричал снова сотрудник.
- Приходите почаще, вы единственное связующее звено.
- Давайте договоримся, что, если вы не выйдете к нам однажды, отказавшись от общения с ОНК, мы будем бить тревогу.
- Договорились. Я может стихи начну писать.
- К нашему следующему визиту напишите одно?
- Попробую.
А Мистрюков, к слову, снова отказался выйти к членам ОНК. При этом нам остается только верить словам сотрудников, что он в порядке. Нам его не показывают, как и записи его отказов от общения с нами, зафиксированные видеорегистратором.
Комментарии (4)