Еще месяц назад общим мнением по поводу предстоящей президентской кампании была уверенность в том, что она будет крайне скучной. Вместо этого споры идут до хрипоты, а горячие головы стали допускать возможность второго тура.
Одной из главных ошибок – а вернее, системных уязвимостей – отечественной оппозиции, причем любого идеологического извода и степени радикальности, является перенос собственных недостатков на власть. Пожалуй, ярче всего этот феномен проявляется в такой категории как «слышать и понимать народ».
Практически любая критика в адрес властей, любое алармистское предсказание о грядущем крахе режима и всей страны сопровождается мантрой «они не понимают, что доводят народ до края, за которым последует социальный взрыв/революция/русский бунт, бессмысленный и беспощадный».
Ироничные намеки и прямые указания на то, что нынешнее руководство стоит во главе страны уже много лет и благополучно пережило уже множество серьезных кризисов самой разной природы, натыкаются на железный аргумент, что чаша народного терпения, несмотря ни на что, пока еще не переполнилась, но это случится вот-вот.
Похоже, что главная причина столь непоколебимого упорства в том, что именно оно защищает отечественную оппозицию от осознания факта, что российская власть слышит и понимает общество во многом куда лучше нее самой.
Умение услышать и понять общество вовсе не означает исполнения всех его желаний, требований и нужд. Да это и невозможно.
Главный секрет устойчивости нынешней российской власти в том, что она умеет выделять по-настоящему важные для общества запросы – и удовлетворять их. Ну, или хотя бы смягчать их остроту.
Это именно та принципиально значимая вещь, которую недовольные Кремлем никак не могут осознать и принять, а также сами освоить.
Это тем более интересно, что прямо сейчас Кремль дает показательный мастер-класс работы как раз с таким принципиально важным для российского общества запросом.
Речь идет об общественной потребности в переменах.
В этом нет никакого секрета. После нескольких лет общественной мобилизации и консолидации вокруг власти перед лицом противостояния с Западом, а также затягивания поясов из-за экономического кризиса, российское общество, наконец, позволило себе выдохнуть и расслабиться.
Кроме того, в повестку дня вернулся вопрос о необходимости системных перемен внутри страны.
В каком-то смысле можно сказать, что после пережитого страной с 2014 года этот запрос на перемены носит даже более острый и насущный характер, чем он был в начале 2010-х годов, когда он вылился в масштабные акции протеста на Болотной площади.
Если тогда этот запрос был порожден, во многом, сытой скукой 2000-х годов, то ныне он имеет куда более глубинный и качественно новый характер, порожденный возвращением страны в статус великой державы.
Общественная потребность в переменах действительно существует и носит вполне объективный характер. Ее фиксируют исследования самых разных социологических контор – от ВЦИОМа до Левада-центра.
Неудивительно, что данная тема стала очередным поводом для апокалиптических – для российской власти – предсказаний. Алармисты в очередной раз убеждены, что Кремль столкнулся с вызовом, с которым не сможет справиться и который эту власть похоронит.
Забавно, но эти люди, похоже, искренне не замечают, что Кремль уже отвечает – причем очень активно – на это настойчивое требование перемен со стороны российского общества.
И дело вовсе не в риторике. Хотя факт, что о необходимости перемен открыто говорится на самом высоком уровне (например, именно эта мысль стала ключевой на недавнем выступлении Путина на съезде «Единой России»), прямо указывает на то, что власть осознает происходящее и целенаправленно работает по этому направлению с общественным мнением.
Но дело далеко не только в словах.
2017 год стал годом, когда перетряхивание давно требовавших этого сфер приобрело настолько масштабный характер, что списывать все на единичные случаи уже просто неприлично.
Ротация элит, антикоррупционные процессы, массовое появление новых лиц на высоких управленческих позициях… Руки дошли даже до столь запущенных целыми десятилетиями сфер как взаимоотношения государства с творческой интеллигенцией.
Но последние недели дали еще один – и снова крайне неожиданный – пример перемен в российской государственно-политической системе.
Еще месяц назад общим мнением по поводу предстоящей президентской кампании была твердая уверенность в том, что она будет абсолютно предсказуемой и крайне скучной. Кстати, предсказуемость кампании называлась одним из факторов риска для Кремля и порождала отдельную волну предсказаний о мрачном будущем режима.
Вместо этого социальные сети уже которую неделю сотрясают бурные дискуссии политически активных граждан, которые сначала обсуждали Ксению Собчак, а теперь Павла Грудинина.
Ломаются копья, споры идут до хрипоты, виртуальные скандалы едва не доходят до реального мордобоя, а отдельные горячие головы даже стали допускать возможность второго тура на мартовских выборах.
Забавная перемена, учитывая, что еще совсем недавно главной темой избирательной кампании считался (не)допуск до выборов Алексея Навального, а саму российскую публичную политику называли воплощением косности и имитации.
Можно не сомневаться, что и эти события будут названы критиками не теми переменами, что нужны российскому обществу, и вообще фальшивыми елочными игрушками. Вот только насколько происходящие в российской политике и российском государстве процессы являются переменами, причем в верную сторону, будут решать, в конечном счете, не они.
Комментарии (0)