Советнику главы Роскосмоса журналисту Ивану Сафронову предъявлено обвинение в госизмене. Сам Сафронов утверждает, что полностью невиновен, аналогичные заявления делают и его адвокаты. В чем особенность линии защиты, которую используют адвокаты Сафронова – и действительно ли секретность используемых в деле материалов мешает качественной защите обвиняемого?
Линия защиты Сафронова опирается на две частично связанные между собой позиции.
Во-первых, адвокаты с первых же минут стали утверждать, что не нашли в материалах, которые предоставило обвинение, ничего, что содержало бы государственную тайну – а значит, Сафронов якобы ничего не мог разгласить. Это не так, и мы уже подробно почему.
Во-вторых, защитники сознательно политизируют дело – они утверждают, что якобы должны знать мельчайшие детали предъявленных Сафронову обвинений. С их точки зрения, такое положение дел, когда в бумажном виде присутствуют не все листы дела и адвокаты якобы не со всеми аргументами обвинения знакомы, противоречит принципу состязательности процесса. Если сама суть обвинения защищена гостайной, она не известна никому, кроме ФСБ, в том числе адвокатам. А значит, адвокаты не могут обвинение опровергнуть – и это уничтожает состязательность сторон в судебном процессе как таковую.
Дело в том, что следствие по делам о госизмене действительно имеет право не предоставлять в суд оригиналы доказательной базы, если их разглашение влечет за собой все то же нарушение гостайны или же может нанести вред источникам, самим сотрудникам специальных служб или раскрыть техническую или методологическую сторону получения материалов. Таких прецедентов сколько угодно, дело Сафронова далеко не первое в этом ряду.
В материалах судебного следствия используется описательное изложение оригиналов доказательств. Вместо того, чтобы подшить к делу все сканы переписок Сафронова с контрагентом в Праге, используется их относительно вольное изложение. Таким образом из документооборота исключаются все опасные данные, типа конкретных указаний на IP-адреса и даже даты, если эти даты могут что-то прояснить в плане методики работы ФСБ
|
|
Участие в деле СВР налагает дополнительные ограничения по секретности судебного разбирательства. Роль СВР в деле Сафронова заключалась, помимо всего прочего, и в идентификации личности представителя чешской разведки, у которого на связи находился обвиняемый. СВР заключило, что речь идет о совместной чешско-американской операции. Сделано это было с помощью оперативной работы СВР в Праге, следовательно, ее подробности – это государственная тайна.
Чехи, и американцы, скорее всего, знают, о ком речь, но информация о механизмах и способах, которыми представитель чешской разведки был идентифицирован, не должен покинуть наших стен. При этом весь массив обвинения в бумажном виде содержит все эти материалы, включая реальные имена граждан Чешской Республики. Но в обвинительном заключении, представленном на первое предварительное слушание, этих листов не было. В результате в тексте обвинения осталось на первый взгляд странное словосочетание «вышеупомянутый представитель чешской разведки», который «выше» не упоминается.
Но на своем первом заседании по делу Сафронова суд вообще еще не рассматривал дело по существу. Он определял другое – может ли обвиняемый сбежать или, находясь на свободе, помешать следствию. Для принятия решения по данному поводу не требуется разглашать детали обвинения. Короткая, предварительная версия обвинительного заключения обычно не содержит детали преступления, и не только по 275-й статье. Защита же пытается всех убедить, что им прямо на первом слушании по определению меры пресечения должны были выкатить все пароли и явки.
Точно так же государственную тайну содержат сами материалы, которые обвиняемый передавал в Прагу. Их содержание само по себе могло бы помочь посторонним людям определить некоторые приоритеты российского ВПК, пусть даже и косвенно. Есть вероятность того, что велась оперативная игра, а ее разглашение также может привести к негативным последствиям.
Но дело в том, что адвокаты Сафронова отказались давать подписку о неразглашении материалов следствия и суда. И тем самым сами себя лишили возможности со всеми этими деталями ознакомиться. Хотя не факт, что они получили бы полный допуск к оригиналам следствия (поскольку у них самих, как у физических лиц, нет допуска к данным, содержащим особо секретную информацию).
Но вместо работы с документами они принялись требовать невозможного – вообще отменить судебную секретность и сделать заседания суда доступными для публики, а со всех материалов снять грифы секретности.
Адвокаты имеют возможность ознакомиться со всеми (ну или почти всеми) оригиналами доказательной базы. Но они добровольно от такой возможности отказались, сделав ставку на скандальность и на публичность. Более того, даже сейчас у них сохраняется возможность вернуться к проверенным историей и опытом юриспруденции методам защиты. С одним условием: ничто никуда утечь не должно.
Беда в том, что этим людям и либеральной общественности следствие и спецслужбы не очень доверяют.
Можно дать сколько угодно подписок, а затем уехать в командировку (скажем, в Прагу) и не вернуться оттуда. Адвокаты ж люди вольные. Ну или вообще какой-нибудь посторонний человек куда-нибудь поедет. Можно вообще случайно что-нибудь «потерять». И в тот же миг какой-нибудь сотрудник какого-нибудь либерального СМИ случайно что-нибудь найдет. Или воры в офис забрались, все унесли.
В деле есть экспертное заключение, сделанное опять же в СВР, что передаваемые сведения представляют собой государственную тайну. Защита собирается это оспорить, для чего ей придется, видимо, провести собственную экспертизу. Опять же – как это может быть? Адвокаты должны нанять своих экспертов (то есть не пойми кого), а следствие должно предоставить им секретные материалы для тщательного многодневного изучения?
Вот, например, в истории гражданки все было предельно ясно, несмотря на аналогичные крики либеральной общественности. В деле присутствует вербовочный формуляр румынской разведки на румынском же языке с ее собственноручной подписью. И она сию бумагу не в сумочке с собой носила, а добыта она была российской разведкой оперативным путем в городе Бухаресте. Адвокат гражданки Цуркан решил, что было бы хорошим ходом оспорить ее подпись и провести почерковедческую экспертизу. И с этой целью взял и обнародовал сам факт наличия такого вещественного доказательства. Занавес. Вся оперативная работа в Бухаресте пошла ко дну. Вот как с ними разговаривать после такого?
Достаточно того, что судьи имеют все виды допусков и все возможные полномочия. Судья вправе ознакомиться со всеми материалами обвинения, включая оригиналы доказательной базы. Вполне возможно, что там могут быть пропуски в виде замарывания черным фломастером некоторых имен, например оперативных сотрудников. Но это минимальная правка, судья знакомится со всеми материалами, если считает нужным. А состязательность процесса заключается не в том, чтобы бежать на радиостанцию и высказывать там свое мнение, а в том, чтобы максимально полно проводить адекватную линию защиты исходя из имеющихся данных.
Если же следствие по каким-то своим причинам не желает отпускать в свободное плавание отдельные материалы доказательной базы, то надо написать ходатайство на имя судьи, чтобы эту ситуацию поправить. Некоторые адвокаты вообще заваливают судей такого рода ходатайствами, пока у них терпение не кончится.
Складывается впечатление, что действия адвокатов направлены не столько на защиту обвиняемого, сколько на поддержание градуса недовольства среди «сочувствующих». Работает это на уровне «исторических инстинктов»: раз обвинение предъявляет ФСБ, значит, тут что-то не так. В реальности все наоборот: в обвинениях по 275-й статье, да еще с участием СВР, доказательная база собирается особенно тщательно, но как раз из-за режима секретности донести ее до общественности, увы, бывает очень сложно. Хотя это действительно снизило бы градус критики во многих публикациях, вышедших в последние дни.
Комментарии (0)