Споры, возникшие вокруг некоторых высказываний популярного проповедника отца Андрея Ткачева, высветили целый ряд культурных проблем, выходящих далеко за пределы церкви. Это неспособность проводить различие между человеком и его отдельными поступками, склонность выбирать худшее и терпимость, даже позитивное отношение к грубости.
По Сети разошлись ролики, где о. Андрей язвительно отвечает телезрительнице, задавшей вполне невинный вопрос, а в другом ролике говорит о том, что следует отказаться от медицинской помощи, потому что врачи потребуют раздеваться для осмотра.
Ряд православных священников и мирян – в том числе люди, известные самыми строго консервативными взглядами, как о. Георгий Максимов – подвергли отца Андрея резкой, иногда даже чрезмерно резкой критике, другие встали на его защиту.
И первое, что здесь стоит сказать, – это то, что христианство разделяет личность и поступок. Ряд высказываний о. Андрея оправдывать совершенно невозможно. Но порицать высказывания и осуждать личность – это совершенно разные вещи.
Проблема не в том, что эти высказывания раздражают либералов, или феминисток, или еще каких-то неприятных нам людей – любые внятные убеждения будут кого-то раздражать, тут уж ничего не поделаешь. Проблема в том, что они грубо и явно противоречат слову Божию. Церковь так не учит. Такая грубость не находит себе никаких оправданий в Священном Писании.
|
Отказываться от медицинской помощи, когда ее вполне можно получить, не доводя свои семьи до разорения, просто из ложных представлений о скромности – значит погрешать против заповеди «не убий», которая требует от нас заботиться о сохранении всякой человеческой жизни, включая собственную.
Однако, если смотреть выступления о. Андрея
Понятно, что они огорчены и возмущены, когда кто-то его резко критикует – именно потому, что воспринимают эту критику как личные нападки, как полное отрицание его достоинства как священника и проповедника.
Тут важно помнить о том, что хорошие люди могут совершать грехи и ошибки. Даже святой человек – не значит безгрешный. В христианском контексте мы вполне можем сказать, что мы человека любим, ценим, глубоко уважаем, благодарны – и не считаем какие-то его слова и поступки хорошими. А считаем прискорбнейшей ложкой дегтя. «Мертвые мухи портят и делают зловонною благовонную масть мироварника: то же делает небольшая глупость уважаемого человека с его мудростью и честью» (Еккл. 10:1).
Так уже бывало – человека яркого, талантливого, ревностного, служение которого было очень ценно для Церкви, начинало уносить, и вместо того чтобы сказать «друг, мы тебя очень любим и ценим, но тебя уносит, надо бы как-то поправить курс», его референтная группа, наоборот, его горячо ободряла – во жжот, жги дальше!
Когда человека уносит, дело любви – сказать, что его уносит, что именно потому, что мы его любим и высоко ценим, и не хотим, чтобы его окончательно унесло.
Другая проблема – это склонность медиа выделять худшее. Медиа – и в наибольшей степени социальные сети – ориентированы на скандал. Они выхватывают скандал везде, где могут его найти. Даже не потому, что они как-то особенно враждебны к Церкви – это не так – а потому, что скандал вообще обеспечивает большое количество кликов, лайков и перепостов. Какая-нибудь пьяная драка между звездами эстрады вызовет гораздо больший интерес, чем какой-нибудь научный прорыв.
Внимание привлекут не тысячи священников, спокойно и добросовестно исполняющих свое служение, а именно тот, который произведет какой-то скандал. Из всех высказываний человека внимание обратят не на то, что он скажет мудрого и полезного – а на то, что вызовет яростные споры. Картина неизбежно оказывается искаженной – и в отношении отдельных людей, и целых групп.
За почти тридцать лет в Церкви я хорошо познакомился со многими священниками и проникся глубоким уважением ко всему их сословию. Священническое служение может быть очень тяжелым – и эмоционально, и чисто физически. Ненормированный рабочий день, необходимость постоянно работать с людьми в наиболее кризисные моменты их жизни – похороны близкого человека, смертельный диагноз, различные трагедии, в которых люди ищут поддержки и утешения – и во всех случаях священник должен быть проводником любви Божией и принимать сотого исповедника с таким же вниманием, как если бы он у него был единственным.
А люди бывают очень тяжелыми в обращении – а иногда даже опасными. Был целый ряд случаев, когда священники погибали от рук душевно неуравновешенных людей, которым пытались помочь.
К этому добавляются и чисто хозяйственные проблемы – где найти деньги на отопление в храме, оплату хора и, если возможно, ремонт храма и другие неизбежные нужды. И, если удастся, на социальную работу.
Материальный достаток большинства священников при этом довольно скромен – только люди, незнакомые с жизнью Церкви, полагают, что священники как сыр в масле катаются и при этом имеют непыльную работу.
Карикатурный образ «толстого попа на мерседесе», которого легко встретить в интернете, но которого я никогда не встречал в реальной церковной жизни, окрашивает то, как люди иногда относятся к реальным священникам – приписывая им, совершенно облыжно, различные пороки и выхватывая из Сети то, что, как кажется, подтверждает этот негативный образ.
Переломить эту присущую медиа тенденцию едва ли возможно; остается только помнить, что все, что вы скажете, будет использовано против вас – и против группы, которую вы представляете, в данном случае Церкви. Любое публичное высказывание – это хождение по минному полю, которое требует тщательной самодисциплины.
Третья проблема, которую обозначили текущие споры, – это отношение к грубости. С церковной точки зрения грубость – это несомненный порок. Писание, например, требует, чтобы епископ был «не бийца, не сварлив ... но тих, миролюбив» (1Тим. 3:2,3).
Беда в том, что у нас грубость часто воспринимается как признак близости. Как-то я видел на улице, как раздраженная и умотанная мать орала на ребенка лет шести – было ясно, что это ее ребенок, орать так на чужого ей бы в голову не пришло. Многие из нас выросли в ситуации, когда люди, которые о них заботились, вели себя грубо, орали, срывались. Чужие никогда бы себя так не вели – из-за этого мягкость и вежливость воспринимается как отстраненность.
Чужой человек не станет на вас орать – но он не станет вас кашей кормить, одевать и не поведет к врачу, когда вы заболеете. Семейная близость и защищенность ассоциируются с грубостью. Из-за этого возникает парадоксальная ситуация, когда людям тепло, когда им грубят – они чувствуют себя как дома.
Грубость вообще воспринимается позитивно – как «открытость», «искренность», готовность «резать правду-матку», а в вежливости, тем более ласковости, видится что-то подозрительное, какое-то двойное дно. Поэтому людей может привлекать именно грубость – как признак «свойскости», близости и понятности.
Это психологически объяснимо, но это неправильно. Мы должны обращаться друг с другом, и особенно с членами семьи, с любовью и почтением.
И если популярный и уважаемый проповедник впадает в грубые и разрушительные ошибки – мы с любовью и уважением можем сказать, что это именно ошибки.
Комментарии (1)