На каком основании некоторые представители современной молодежи считают, что новый музей Зои Космодемьянской – «идеальный фон для фэшн-съемки»? Как сегодня нужно рассказывать о подвиге 18-летней комсомолки и о Великой Отечественной войне? Спецкор газеты ВЗГЛЯД искал ответы на эти вопросы в подмосковной деревне Петрищево.
– Музей хороший получился, – говорит Сергей Ковальчук. Один из 18 – согласно последней переписи – жителей деревни Петрищево Рузского района Московской области.
К дереву близ хозяйства Сергея прибит большой плюшевый медведь. За забором у Ковальчука – то ли верстак, то ли стол с выкрашенными серебрянкой Маяковским и Лениным. В дом Сергей не приглашает, и на калитке снаружи висит большой замок.
– Повесил от сборщиков за мусор. За****и совсем, – говорит Ковальчук. – Ну потому что жили-жили без этого, а теперь за вывоз вдруг платить. Шиш!
Сергею Ковальчуку 83 года. В Петрищеве – всю жизнь.
– Перед войной старшие наши пятистенок большой построили. Тут был, за заборчиком, – показывает Сергей. – Сгорела изба.
– В сорок первом?
– Да нет, потом, после войны сильно, – говорит Ковальчук. – Я мемориальную доску снял, отдал, увезли.
В пятистенке во время войны был штаб 332-го пехотного полка вермахта под командованием Людвига Рюдерера.
– Начальники-фашисты тут сидели. И доска была на доме, потому что Зою сначала здесь допрашивали, – говорит Сергей. – Бабка, сестра и я на печке сидели. Немцы Зою привели – бабка ноги с печки свесила: «Ой, сынок, как ты попал так?» Не разглядела, что девочка: Зоя-то под пацана стрижена была. Немец бабку ***нул по ногам – она и обратно. Допрашивали Зою, били по-всякому, только она ни *** не сказала. Ее потом в дом к солдатам повели – к дому Куликов, там тоже музей. От Куликов немцы рядовые всю ночь ее по селу раздетой да босой водили, гоняли. А утром уже повели мимо нас. Вешать-казнить.
* * *
Из нового музея «Зоя» через одно окно – во всю длину стены – виден обелиск на месте казни. Через другое – дом семьи Кулик, откуда Зою вели к виселице. В третье – чуть поодаль, но тоже можно разглядеть старое, одноэтажное здание музея Зои Космодемьянской. Где теперь обещают открыть некую «школу юного разведчика».
– Так специально наш музей спроектировали, чтобы памятные места видно было, – говорит Марина Роменская, директор Музейного комплекса памяти Зои Космодемьянской, посвященного контрнаступлению советских войск в битве под Москвой.
Комплекс открыли полгода назад, в мае. Открывали онлайн, без публики. Сейчас музей «Зоя» тоже закрыт. Для спецкора газеты ВЗГЛЯД сделали исключение.
– Понятно же, почему приехали, – чуть волнуется Марина Роменская. Директором она стала лишь три месяца назад.
«Место казни Космодемьянской и идеальный фон для фэшн-съемки». Так – прямо в заголовке – столичное издание для досуга в конце прошлой недели отрекомендовало своим читателям музей «Зоя». Дальнейший текст соответствует: «Дом Кулик, где партизанка лежала измученная последнюю ночь перед казнью; памятник на месте, где она была повешена. Все эти участки визуально объединены между собой белой пешеходной дорожкой. По территории высажены вишневые деревья. Это место – чистый пример общественного пространства, где хочется гулять, пить кофе и кататься на роликах (как возле музея «Гараж» в парке Горького, например)».
– Риторика у наших современных журналистов удивительная, если честно, – говорит директор Роменская. – Сказать, что факта нет и люди не фотографируются – неправильно. Но вопрос, как об этом говорить. И какими словами.
Фотографируются, да. «Архитектура музея идеально вписывается в нашу концепцию. Четкие прямые линии, геометрия, белый цвет – о лучшем фоне мы не могли и мечтать, –
– Фотографы не снимают с той стороны, где расположено место казни, – подчеркивает Марина Роменская. – Те, кто приезжает сюда, очень уважительно относятся, не переходят грань. И мы следим, чтобы этически все было правильно. Видим, как они отмечают нас в соцсетях. Все проходит культурно, порядочно, уважительно.
– Может быть, нам достаточно уже каких-то вот этих сложных переживаний, – говорит Максим: желтая шапка-колпак, пирсинг в носу, голые щиколотки над кроссовками – по холоду-то. Максим – тоже дизайнер, но графический и «по ретейлу». С небольшой компанией он приехал в Петрищево из Москвы – если не в музей, закрытый из-за ковида, то хотя бы в парк. Таких посетителей за полдня спецкор газеты ВЗГЛЯД насчитал полтора десятка.
– Возможно, это здание, эта архитектура приносят некоторую надежду на будущее, – продолжает Максим. – Но история сложная. Война, смерть – это все довольно не радужная абсолютно история. Но, наверное, именно в таком контексте, возможно, стоит преподносить какие-то истории, связанные с героизмом, какими-то такими человеческими качествами.
Возможно, молодежью – предполагает Максим – в виде архитектурного объекта все это воспринимается гораздо легче:
– С точки зрения каких-то интересных историй дизайна, архитектуры и так далее можно зацепить и молодых людей. Наверное, если бы не пандемия и музей был бы открыт, то мы смогли бы сегодня что-то узнать и про этот подвиг, и про этих людей. И я, и мои друзья – все как-то связанные с дизайном – впечатлились этим довольно смелым [архитектурным] решением... Надеюсь, что в самом музее тоже есть интересные объекты.
* * *
Раньше на месте мемориального комплекса – и на улицах Петрищева в целом – было в буквальном смысле болото. Особенно по осени, когда пока не заморозило, а дожди еще не кончились. В ноябре 2016 года, четыре года назад, в Петрищеве
Тот музей, открытый в 1950-е, – одноэтажная деревянная изба. Камерный, очень теплый музей: «Вышивка Зои», «Мишень Зои», «Книги Зои». Несколько огромных бабочек, появлявшихся в залах то тут, то там – несмотря на то, что за окном ноябрь. И каждая из них, конечно же – душа Зои. Так говорили экскурсоводы – и не верить им совсем не хотелось.
Приехавшие, правда, говорили тогда о другом.
«Моему ребенку девять лет, он уйдет из этого музея ни с чем, – говорил Владислав Кононов, в то время директор РВИО. – Он не поймет, кто такая Зоя Космодемьянская. Музей обязательно должен вызывать у посетителя эмоцию. Для этого музей должен быть современным, удобным, комфортным. А называть этот музей хорошим и говорить «давайте увеличим сюда поток детей» – я не буду. Нынешнего ребенка планшетными выставками и пожелтевшими фотографиями не удивишь».
Новый музей Зои, по словам Рогозина, должен был стать одним из «гражданских храмов национальных святых». Таким он, по факту, и стал. Плюс, в рамках программы обновления – наконец-то асфальт, магистральный газ для жителей Петрищева, общее благоустройство. И отдельно – детская площадка.
* * *
Школьный класс из 1930-х – те парты, ручки, чернильницы, учебники и тетрадки. В конце, когда экскурсовод рассказывает про выпускной 1941 года, за окном начинает взрываться, а в классе – дрожать свет.
Следующий зал – Петрищево. Точнее, Petrischewo, оккупированное немцами. Здесь будет холодно – не так, как в сорок первом, но представление получить вполне можно: специальная климатическая установка решает.
Дальше – контрнаступление под Москвой. Можно пройти по извилистому окопу – или задержаться и посмотреть десятиминутный панорамный фильм, притаившись под полномасштабной копией тяжелого танка. С надписью на башне «За Зою, за сестру!»
Определенно, новый музей Зои Космодемьянской – удобен, комфортен и безусловно современен. И для тех, кто еще ничего не знает о том, кто такая Зоя Космодемьянская – и для остальных. Вроде спецкора газеты ВЗГЛЯД, застрявшего у детского дневника Зои, который можно листать прямо на экране. Вот, например, весна и лето 1936 года:
«В девятом часу утра пошла в магазин за молоком и за хлебом. Мама купила этажерку. В комнате стало светло, красиво и просторно. Этажерка сделана из прутиков, недорогая – 11 руб. 70 коп. Она мне сразу понравилась. Настроение у меня было странное: хотелось гулять на улице, бегать, шалить».
В музее подчеркивают: осенью сорок первого Зоя – вместе с другими комсомольцами из особого отряда разведотдела штаба Западного фронта – шла жечь деревни под Москвой. Согласно приказу Ставки верховного главнокомандования № 428 от 17 ноября 1941 года: «Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог».
– 19 ноября две группы уезжают на задание, – говорит экскурсовод Наталья. – В пяти-семидневный срок – сжечь десять деревень, где находились немцы. Петрищево среди них. Зоя Космодемьянская в своем дневнике пишет шекспировские строки «Прощай, прощай и помни обо мне».
«Завтра начнутся испытания (школьные экзамены – прим. ВЗГЛЯД). Было теплое свежее утро. Мама сказала, что купить в магазине, ушла на работу. Я встала, убрала всю комнату, но тут пришла мама. Она не работала, потому что не было тока. Я пошла за молоком, потом за керосином».
– На четвертые сутки группа попадает под обстрел в деревне Головково. Хотя их предупреждали, что в деревне находятся немцы. Но времени на задание оставалось мало, и поэтому они решили идти через деревню. Из двадцати человек остается десять. В Петрищево идут трое. Зоя в суматохе отошла в лес и потом решает вернуться. Но в это время немцы усиливают охрану. Зоя на краю деревни находит конюшню и решает ее поджечь. Обливает угол дома бензином, и в это время немцы ее хватают – Зою предал полицай Свиридов...
«Принесли мою «пионерку», как я называю «Пионерскую правду». Нет времени читать книги, но читать «пионерку» я нахожу время. Испытания! Испытания! Я только и думаю о них. Учу и подготавливаюсь. Ведь завтра испытания. Главное – не бояться учителя и ассистентов, которые будут там присутствовать. И я их сдам, обязательно сдам испытания на «отлично» и не ниже «хорошо».
– В доме Седовых было караульное помещение. Немцы поделили Зоины теплые вещи между собой. Нашли в сумке сухари и бутылки с зажигательной смесью, а также под кофточкой у нее был наган. В доме Ворониных находился штаб, допрашивал Зою подполковник Рюдерер: «Кто ты такая, откуда?» Она сказала, что их было двое, но одна девочка попалась в Кубинке. Что она сожгла три дома. На остальные вопросы Зоя отвечала дерзко: «Не знаю, не скажу». Рюдерера это взбесило. Он приказал четырем солдатам снять ремни и выпороть ее, чтобы выбить признание. Но Зоя ничего не сказала, только искусала губы в кровь.
«Ой, сегодня нам скажут, кто в какой школе, выдадут табель, будут премирования. Встала в полдевятого и пошла на утренник. Все ребята чистенькие и нарядно одетые. И вот начался торжественный доклад нашего зав. учебной части. В зале тишина. На столе, покрытые красным полотенцем, лежат завидливые книги... Меня премировывают самой дорогой книгой – баснями Крылова и почетной грамотой, которую дадут 31 августа».
– В доме семьи Кулик на постое находились 25 немецких солдат. Зою привели, руки привязали к скамье. Снова начались испытания. После этого Зоя попросила пить. Хозяин хотел ей поднести воды, но немецкий солдат оттолкнул его и вместо этого поднес керосиновую лампу, обжег ей подбородок, губы. Но Зоя ничего не сказала.
«Дальше идут выступления: пьесы, постановки. Потом расходимся по классам. Испытания я сдала по рус. яз. письм. и уст. «отлично», а также по арифметике «отлично». По естествознанию и географии «хорошо». У Шуры (Александр Космодемьянский, младший брат Зои. Погиб в боях за Кенигсберг 13 апреля 1945 года. Посмертно удостоен звания Героя Советского Союза – прим. ВЗГЛЯД) отметки тоже хорошие. Мы будем учиться в 10-й образцовой школе как отличники!»
– В десять часов вечера немцы легли спать. Но офицер, который был приставлен к Зое, приказал ей выйти на улицу босиком, в одной сорочке. С десяти до двух часов ночи Зою водили по улице, по снегу. Лишь изредка заводили в дом, чтобы погреться. В два часа ночи ей разрешили прилечь на лавку. Она по-немецки просила развязать ей руки. О чем она думала в эту ночь, мы не знаем. Но у нее очень сильно болели руки и тело. Утром хозяйка дома увидела, что готовят виселицу. Она поняла, что эта виселица – для девушки...
Тут, пожалуй, вспомним первую публикацию о Зое Космодемьянской. Самую первую, газетную, с трофейными фотографиями – доставшимися после разгрома немцев под Москвой. Петр Лидов, «Таня». «Правда», 27.01.1942:
«Под спущенной с перекладины петлей были поставлены один на другой два ящика из-под макарон. Татьяну приподняли, поставили на ящик и накинули на шею петлю. Один из офицеров стал наводить на виселицу объектив своего «кодака»: немцы – любители фотографировать казни и экзекуции. Комендант сделал солдатам, выполнявшим обязанность палачей, знак обождать.
Татьяна воспользовалась этим и, обращаясь к колхозницам и колхозникам, крикнула громким и чистым голосом:
– Эй, товарищи! Чего смотрите невесело? Будьте смелее, боритесь, бейте немцев, жгите, травите!
Стоявший рядом немец замахнулся и хотел то ли ударить ее, то ли зажать ей рот, но она оттолкнула его руку и продолжала:
– Мне не страшно умирать, товарищи. Это – счастье умереть за свой народ...
Фотограф снял виселицу издали и вблизи и теперь пристраивался, чтобы сфотографировать ее сбоку. Палачи беспокойно поглядывали на коменданта, и тот крикнул фотографу:
– Скорее же!
Тогда Татьяна повернулась в сторону коменданта и, обращаясь к нему и к немецким солдатам, продолжала:
– Вы меня сейчас повесите, но я не одна. Нас двести миллионов, всех не перевешаете. Вам отомстят за меня. Солдаты! Пока не поздно, сдавайтесь в плен, все равно победа будет за нами!..
Русские люди, стоявшие на площади, плакали. Иные отвернулись и стояли спиной, чтобы не видеть того, что должно было сейчас произойти...»
– Она назвалась Татьяной, – напоминает экскурсовод Наталья. – Даже имени своего им не сказала. О Зое узнали только после того, как нашлись эти фотографии.
* * *
– Они привыкли ходить в светлом, – говорит директор мемориального комплекса Мария Роменская.
– Кто?
– Наша молодежь. Те, для кого музей. Непохожий на те музеи, к которым привыкли мы с вами...
Четыре года назад о чем-то подобном говорил в Петрищеве глава Российского детского фонда Альберт Лиханов: «Новое поколение людей, к сожалению, не способно понять старый стиль рассказа. Требуется новый ударный эмоциональный продукт – каким для своего времени стала
Новый стиль, впрочем, не отменяет того, что уже проверено и привычно. В музее есть комната для записи видео о родных – участниках Великой Отечественной. И зал, где можно эти видео посмотреть. Таких видео набралось под три тысячи: одни уже в экспозиции, другие в обработке.
Есть планы, причем вполне реальные. Та же «школа юных разведчиков», совместно с «Юнармией». Наука: издание книг, лекции, подкасты. Отдельным направлением – исследование социального подвига женщин в мире. Не только выдающихся – но и, подчеркивает директор, стоявших за спинами мужчин, которые что-либо сделали.
– Зоя – молодая девочка, женщина. Главный герой музея, который посвящен и ей, и контрнаступлению 1941 года, – напоминает Марина Роменская. – В области не было ни одного музея, посвященного именно битве под Москвой. Битве, похоронившей план «Барбаросса». И Зоя стала одним из символов этой первой победы и надежды.
Вопросы из серии «Как можно на месте казни строить красивые ландшафты?» – есть и такое направление дискуссии, которое возникло после публикации про «идеальный фон для фэшн-съемки» – имеют вполне логичный ответ. Директор Марина Роменская цитирует воспоминания маршала Георгия Жукова – что осенью сорок первого он, выезжая на машине из Кремля, лишь за час добирался до линии фронта.
– Вся Московская область – места подвигов, – напоминает Марина. – Для современной молодежи такого рода музей, как наш – с погружением, иммерсивностью, – прекрасный путь информирования. Им нужен этот язык. Другой, не похожий на наш. Как еще к ним приблизить историю?
Они живут светлой жизнью – и приезжают в привычную для себя обстановку. В светлое олицетворение настоящего. В белый, светлый музей. Где внутри, в экспозиции – все по-другому. Из своей реальной жизни они погружаются в сильный контраст...
– И вот – продолжает директор музея Зои Космодемьянской, – после всех этих мурашек, жутких эмоций: и направленный звук, и специально заниженная температура в зале, посвященном подвигу Зои, и огромное, может быть, непривычное количество информации – очень много органов чувств задействовано... Они выходят из этого – и попадают обратно в свое теплое, светлое, красивое настоящее. И в этот момент – по идее – они и осознают весомость тех событий. И понимают, как они должны радоваться тому, что у них есть. И чтить память тех, кто пал жертвами для того, чтобы у них была эта жизнь в настоящем. «Зоя» – в переводе с греческого – «жизнь».
* * *
Чему и кто должен радоваться – это, как сказал бы любимый Зоин писатель Аркадий Гайдар, каждый понимал по-своему. Не менее, однако, ценно понимание и того, к чему именно мы пришли через семьдесят пять лет после Победы.
К двум историям пришли, если вкратце.
С одной стороны – история нашей страны. В ней была война, на которой погибли миллионы, десятки миллионов. Со своими поражениями и победами, своими героями. И конкретно – с Зоей, ставшей символом и мученичества, и одной из важнейших битв Великой Отечественной. В ней, в этой истории, есть, конечно же, сама Победа, 9 Мая – и 22 июня, День памяти и скорби. Памятники, музеи – новые и старые. Военные фильмы и фильмы о войне. «Бессмертный полк», конечно – если не помешает эпидемия. Минута молчания и «Вокализ» Рахманинова. Все, что за многие десятилетия превратилось в ту самую вечную память.
А с другой стороны – еще одна история. Вот такая... как они, бишь, говорят-то? Да: такая винтажная, холодная, совсем не радужная история. Одна из большого набора: история про позднюю осень, когда по снегу вели к петле босую, окровавленную истерзанную девчонку. Как раз в ноябре, только чуть позже: через две недели – 79-я годовщина казни Зои. Эмоциональная, цепляющая, вызывающая эмпатию история. Особенно сейчас – когда первый снег только припорошил мертвые, жесткие и потому стойкие кирпично-бурые соцветия посконника, высаженного вдоль ослепительно белых дорожек мемориального комплекса. А белое здание музея своей геометрией, четкими прямыми линиями вспарывает стальное, наглухо закрытое тучами небо... Ну как-то так, да?
И вот эти две истории в ближайшее время предстоит каким-то образом – желательно естественным – объединять в одну. Общую, понятную, приемлемую для всех. То, как их соединили в Петрищеве, – вполне рабочий вариант. Можно, конечно, обсудить, стоило ли делать интерьер зала, посвященного трагедии Зои, так похожим на
Но музей Зои Космодемьянской в 80 км от Москвы – это первый новый «гражданский храм», как ни относись к определению. Вечная память с иммерсивными технологиями внутри. И прогулки по красивому ландшафту плюс, прости господи, фэшн-съемки – снаружи. В диалектическом единстве и борьбе противоположностей. Дальше – только учитывать опыт. И, если есть желание – двигаться дальше.
Или – столь же естественным образом – ждать, пока одна история окончательно поглотит другую. С одного раза угадайте, чья возьмет. Это в лучшем случае.
А в худшем – перестанут существовать обе. Учитывая, что тех, кто привык ходить в светлом, становится – по объективным причинам – все больше и больше. И им со своими привычками торопиться некуда.
Не на войну же, не дай бог.
* * *
– Сестре Райке дадут шоколадку, она жрет, – вспоминает времена немецкой оккупации Петрищева Сергей Ковальчук. – А мне ни *** не давали. Я однажды хотел с***дить кусок шоколада. Немец заметил, заорал – и за сарай потащил. Уже пистолет достал, на***. Хорошо, бабка закричала, другой немец пришел – начальник повыше – и отстранил. Чуть не застрелили.
Есть еще отдельная просьба к муниципальным властям Рузского района. Если можно – освободите как-нибудь этого жителя деревни Петрищево от платы за вывоз мусора. 1937 года рождения человек. Зою застал. Ее музею – что старому, что новому – Сергей Ковальчук помогал и по мере сил помогает. Теперь уже как, видимо, последний свидетель подвига Зои.
Не все должны платить за все, вот правда. Не за то воевали.
Комментарии (0)