Бывший полицейский разоблачал коллег и теперь рискует сесть
В конце ноября — один из самых крупных полицейских правозащитных пабликов в социальной сети «ВКонтакте» — оказался в центре скандала. В сообществе появилась фотография фривольного характера, на которой позировала подполковник юстиции с резиновой грудью и другими аксессуарами из ассортимента секс-шопа. Героиня публикации, получив нежданную и нежелательную известность, подала заявление в полицию, и там возбудили уголовное дело о нарушении неприкосновенности частной жизни. «Лента.ру» пообщалась с одним из администраторов паблика, Владимиром Воронцовым. Ему угрожает уголовное преследование. Он рассказал, почему высокопоставленные силовики ополчились на его проект, кто ущемляет права рядовых сотрудников полиции и зачем надо публиковать неприличные снимки коллег.
«Лента.ру»: Из ментов в правозащитники... С чего такой крутой поворот в карьере?
Воронцов: Я проработал в МВД 13 лет, с 2005-го до сентября 2017 года — и этот опыт натолкнул меня на мысль о создании «Омбудсмена полиции». Начинал с простого сотрудника ППС на метрополитене. На мой взгляд, это были самые никчемные три года службы, потому что там, в метро, особо ничего не происходит. Потом ушел в районный отдел милиции, в уголовный розыск, и за первую неделю раскрыл преступление — квартирную кражу. Я служил в УгРо четыре года, был простым оперуполномоченным, потом старшим. Это было по-настоящему интересно. Мы раскрывали все: угоны, мошенничество, хранение наркотиков, убийства. На самые серьезные преступления, конечно, приезжали из округа, города, центрального аппарата. Тогда мы оказывали содействие.
В то время вам приходилось сталкиваться с нарушениями на службе?
Конечно. К примеру, материального обеспечения в УгРо у нас тогда вообще никакого не было. Служебных машин нет, всех задержанных возили на своих. ВИЧ-инфицированный, туберкулезник, наркоман, который может обмочиться по дороге, — всех сажаешь в свою машину. Сегодня на этом месте пьяный урод, а завтра — твой ребенок, которого ты везешь в детсад. Все компьютеры были за свой счет, принтеры, бумага. Как руководство хочет бороться с коррупцией, если само обирает сотрудников? Заставляет покупать технику, канцелярку, оплачивать бензин. Или приобретать форму — как в регионах. А зарплата у нас в 2008-м была около 17 тысяч рублей.
Из-за этого вы и ушли из розыска?
Не только. Я провел там четыре года. Последний, 2011-й, был одним из самых тяжелых. Кого-то повыгоняли, кто-то не прошел аттестацию. Три месяца мы работали в режиме сутки через двое. Сутки на ногах, потом уходишь спать, затем у тебя типа выходной, но при этом приходится дорабатывать материалы. Например, украли зеркала с машины, владелец не может предоставить справку о стоимости. Следователь говорит: «Я не возьму материал, пока ты полностью его не соберешь». И тебе приходится работать. В какой-то момент у меня возникла возможность уйти в центр по противодействию экстремизму в ГУВД на Петровке, 38. Я перевелся и служил там три года оперуполномоченным.
Владимир Воронцов
Фото:
В центре «Э» почему надолго не задержались?
Это был уже 2014 год. Протестная активность в стране спадала, митинги сдувались, но мы все равно работали в усиленном режиме, и в выходные. Мне перевалило за 30, сменились приоритеты, хотелось проводить время с семьей, а не жить на работе. И я нашел себе место с графиком сутки-трое — изолятор временного содержания (ИВС) на Петровке, 38. В ИВС я занимал должность «помощник начальника изолятора — оперативный дежурный», проще говоря, был начальником смены. Все руководство уходит в шесть вечера, и до утра ты там первое лицо, «ночной директор». Отвечаешь за функционирование учреждения.
Сложно было с задержанными?
ИВС как пороховая бочка: одни кричат, требуют таблетки для прекращения ломки, другие пытаются залезть в петлю. Как-то раз задержанный разгрыз себе руку почти до вены, хотел покончить с собой. Задержанных нужно сортировать: мужчины отдельно от женщин, малолетки — от взрослых, бывшие менты — от обычных уголовников, «первоходы» — от рецидивистов, туберкулезники — от здоровых людей. Отдельно — воры в законе, те, кто задержан по подозрению в особо тяжких преступлениях или по половым статьям. Если последних посадить вместе с другими, их могут «запрессовать». И моей задачей в ИВС было, чтобы за ночь там ничего не случилось. Потом я перевелся из изолятора на Петровке старшим инспектором по линии конвойной службы в юго-западный округ. И когда подошел срок, мне присвоили звание майора. А в сентябре я уволился.
Фото: Илья Питалев / РИА Новости
Почему?
К примеру, из-за зарплаты: она у полицейских с 2012 года не индексируется с учетом инфляции. На последнем месте, где я служил, зарабатывал 52 тысячи рублей в месяц, занимая не последнюю должность. А, например, полицейский в изоляторе, который общается с туберкулезниками и ВИЧ-инфицированными наркоманами, получает 33 тысячи рублей. Вообще, из полиции увольняются очень многие. Об этом не говорят вслух, но некомплект большой. Начальники, не вникая в рабочие проблемы, только орут на своих подчиненных, когда сверху «прилетает» за малый процент раскрытий. Вот и получается, что полицейских на работе не уважают — но требуют от них уважения к обществу.
Паблик омбудсмена действительно помогает полицейским защищать свои права или это просто «крик души»?
«Омбудсмен полиции» открылся в феврале этого года, когда я еще работал в органах. Группа создавалась, чтобы консультировать простых сотрудников по трудовым спорам. Например, в Башкирии вневедомственную охрану заставляли покупать форму за свой счет. Вот, пожалуйста, нормы права, как ответить на незаконное требование и не тратить свои деньги. Заставляют работать в выходные и не дают отгулы — вот норма, позволяющая не работать по выходным. Если начальник общается с подчиненным как последняя свинья — можно применить средства аудиофиксации, написать жалобу и привлечь его к ответственности.
Мы поднимаем острые проблемы, просим максимального репоста, подключаем СМИ. Не для рекламы, а для того, чтобы информацию распространить и донести до каждого.
Фото: Дмитрий Коротаев / «Коммерсантъ»
Доходит?
Публикации читает руководство, затем кого-то привлекают к ответственности, кого-то увольняют. Как-то мне писали, что на полицейском корпоративе все боялись напиваться, потому что кто-то из коллег может сфотографировать и опубликовать в группе. Вот она — профилактика происшествий по личному составу. Никто не боится офицерского собрания в отделе, а попасть в группу боятся. Потому что здесь все сами заходят, смотрят фото, видео, это вызывает интерес: «О, гляди, про тебя написали!» За плохие поступки здесь критикуют, за хорошие — хвалят. Я бы сказал так: цель паблика — пропаганда правового поведения в любой сфере. Чтобы сотрудники знали, как можно себя вести, а как нет.
На это вы надеялись, создавая «Омбудсмена полиции»?
Я рассчитывал, что со временем нам поступит предложение от МВД о каком-то конструктивном взаимодействии. Может быть, в формате общественного совета, потому что те, кто сейчас там сидят, по моему мнению, свою функцию не выполняют. Но вместо этого ко мне пришли с обыском.
После фото прекрасной дамы?
В августе мы опубликовали несколько фотографий подполковника юстиции из Красноярска. Фотографии были сделаны на какой-то вечеринке: она позировала с игрушками из секс-шопа. Под снимками женщины-подполковника полицейские развернули дискуссию, можно ли считать их серьезным проступком и правонарушением. А в ноябре по факту этих публикаций было возбуждено уголовное дело о нарушении неприкосновенности частной жизни. Хотя эти фотографии и без нас уже были в сети, на других ресурсах.
Закон обязывает сотрудника внутренних дел заботиться о сохранении чести и достоинства как в служебное, так и во внерабочее время. Лично мое мнение такое: если сотрудник на публике примеряет себе резиновый член на нос или накладные сиськи, то он совершенно не заботится о чести мундира. Я полагаю, что скандальные снимки изначально были размещены в сети, чтобы руководство увидело, чем занимается их сотрудница, и привлекло ее к дисциплинарной ответственности, как минимум — назначило проверку.
Фото:
1/8
Почему вы считаете, что вашу публикацию нельзя считать правонарушением?
На фотографиях видно: женщину обнимают два человека, кто-то фотографирует. Нарушение произошло в тот момент, когда эти снимки ушли за пределы той вечеринки. Не может быть нарушения после нарушения: меня на вечеринке не было, других участников группы тоже. Но с обыском явились ко мне. Кстати, из постановления об обыске следует, что Вера из Красноярска обратилась в УСБ (Управление собственной безопасности МВД России — прим. «Лента.ру») Москвы. Но откуда она могла знать, что администраторы паблика проживают в Москве? И откуда ей знать, что среди них — сотрудники полиции. Я считаю, что те, кто стоит за возбуждением этого дела, просто нашли повод.
Заткнуть вас?
Да. Думаю, дело возбуждено, чтобы свернуть паблик. У нас много версий, и все имеют право на жизнь. Может, истинная причина в том, что в паблике были опубликованы размеры премий, которые руководство полиции Москвы выписали себе ко Дню полиции (10 ноября — прим. «Лента.ру»): 200-400 тысяч рублей. «Омбудсмен полиции» вообще часто вскрывает негативные моменты работы стражей порядка. Но вместо того, чтобы вступить в диалог и признать свою неправоту, полицейские-нарушители закрывают рот тем, кто об этом говорит.
Конкретно к вам какие претензии?
Из постановления об обыске, с которым я ознакомился, следует, что фотографии и сообщение в конце августа было размещено с IP-адреса моей квартиры. Дело было вечером 22 ноября, мы с женой уже уложили ребенка спать. Я увидел в СМИ, что по факту публикации в «Омбудсмене полиции» возбуждено уголовное дело. Где-то через пару часов в дверь постучали. Нам показали удостоверения, постановление, вошли. Мне прятать нечего, все лежало на столе — телефоны, включенный ноутбук.
Что именно искали?
Обыск длился шесть часов. Изъяли четыре телефона, три ноутбука, два из них старые, ими давно никто не пользовался, кучу флеш-карт, старую документацию, которая не имеет отношения к делу. Хотели осмотреть машину, но передумали — под дверью собралась группа поддержки, все с телефонами, камерами. Это жена всех обзвонила, и в паблике разместили пост об обыске.
Фото: Замир Усманов / Russian Look
Заметили что-то необычное?
Несоразмерность правонарушения и привлеченных сил. Наказание за нарушение неприкосновенности частной жизни не превышает двух лет, это преступление небольшой тяжести. А ко мне пришли три сотрудника из управления собственной безопасности Москвы (оперуполномоченные по особо важным делам), один из Главного управления собственной безопасности МВД России. Поручение и постановления об обыске вынесла следователь по особо важным делам. Подключился центральный аппарат министерства, самые опытные сотрудники... Если задействованы такие средства, то и цель, очевидно, должна им соответствовать.
Чем на данный момент закончилась история со скандальными снимками?
Меня вызвали на допрос, я пришел на него с тремя адвокатами. Заявил следователю про 51-ю статью («Никто не обязан свидетельствовать против себя самого») и ничего не рассказал. Она была удивлена — но это наше право, и мы решили им воспользоваться. Что будет дальше — пока не знаю. Вообще, как мне кажется, вся эта борьба с «Омбудсменом полиции» не имеет смысла. Ну, закроют они паблик «ВКонтакте» — будет новый, такой же популярный, а может, еще больше. Закроют меня — другие продолжат. Точка невозврата, когда это можно было остановить, уже пройдена. К тому же есть резервные площадки, тот же Telegram. Возможно, подобные группы уйдут туда.
Комментарии (0)