Дорога в ад вымощена благими намерениями, но не всегда понятно, чьими именно. Но есть человеческое качество, которое неизменно вызывает у меня настороженность. Это – идеализм. Казалось бы, что плохого в том, что у человека есть идеалы? Но между идеалами и идеализмом разница примерно такая же, как между нациями и нацизмом. Разница эта заключается в практике. Тезис, что больше всего крови пролили идеалисты, давно можно полагать аксиомой.
Принцип Питера гласит: «В иерархической системе каждый индивидуум имеет тенденцию подняться до уровня своей некомпетентности». Проблема с идеализмом человека заключается в том, что он имеет тенденцию спотыкаться на собственных интересах. Наверное, знаете: когда на деловых переговорах начинают говорить о доверии, вас, скорее всего, хотят обмануть. Я многажды встречал женщин, которые рассказывали, что романы с женатыми для них невозможны по принципиальным соображениям. Как правило, это было вступлением к рассказу о любви с женатым мужчиной. В их пирамиде Маслоу идеалы любви возвышались над принципами.
Мама очень любила рассказывать одну семейную байку. Она была из профессорской семьи, а моя крестная, ее подруга со студенческих лет – из рабоче-крестьянской. И вот, когда по окончании института зашел разговор о распределении, моя бабушка стала уговаривать мою будущую крестную отправляться поднимать целину, как делает вся ответственная советская молодежь. «А как же Ирина?» – удивилась та, зная, что никакая целина для моей матери не планируется. «Ну, Ирина – это совсем другое дело», – по-светски беспечно ответила бабушка.
Когда у одной из сторон жаркой дискуссии заканчиваются аргументы, она начинает напирать на мораль и совесть. Знакомо, правда? Последние дни идут жаркие споры вокруг обнуления президентских сроков. Я совершенно не хочу рассматривать эту тему с морально-этической точки зрения: меня давно знают как путиниста и могут считать бессовестным. Я, правда, никогда не считал таковыми симпатизантов Навального или Ходорковского, и даже среди поклонников товарища Сталина знаю приличных людей – хотя уж казалось бы.
Дело в том, что симпатии связаны с идеалами. А идеалы, как правило, предполагают, что их оправдывают средства. Вот о средствах я бы и хотел поговорить. Адепты Сталина ведь любят его не за то, за что ненавидят Гитлера. А как воителя за все хорошее и против всего плохого. Из субъекта исторического процесса усатый вождь давно превратился в мифологизированную фигуру – символ Добра или Зла. С точки зрения моих либеральных ценностей оправдание преступлений Сталина аморально. Но что делать, если оправдывающие его совершают моральные поступки?
|
Для себя я уже давно решил судить о людях не по словам, а по делам. Хотя с людьми незнакомыми достаточно и слов: система распознавания «свой – чужой» работает у каждого. Скажем, в «Фейсбуке» есть совершенно гнуснейший персонаж, от текстов которого меня просто тошнит.
Но вот общие знакомые характеризуют его как вполне достойного «по жизни» человека, хорошего друга и т. д. (наверное, многие таких знают). Должен ли я по этой причине относиться к его словам толерантно, сознавая, что вызваны они душевной болью и понятным тщеславием, которые таят за очевидной провокацией невидимые миру слезы? Совершенно не обязан, предпочитая прислушиваться к своим физиологическим реакциям.
Должен ли я его осуждать? Ни по-христиански, ни с точки зрения здравого смысла – нет. Оскорбление чувств для меня омерзительно, но когда оскорбляются мои, я предпочитаю включать голову. Хотя бы ради того, чтобы не становиться объектом манипуляции этими чувствами. Мораль реализуется в поступках, а не словах, иначе мы должны были бы свято верить любому религиозному или политическому лицемеру. Этот пассаж можно считать прелюдией к простому тезису на основе того же принципа Питера: уровень некомпетентности идеализма масс поверяется их столкновением с реальной жизнью. Мой папа сформулировал примерно то же самое в элегантном афоризме: «Однажды богатое воображение трахнуло бедное. Так родилась иллюзия».
Коммунистические идеалы, которые наполняли благими намерениями кремлевских мечтателей, обернулись практиками ГУЛАГа. Иллюзии демократии подарили нам бандитский капитализм, расстрел парламента, продажную журналистику, войну в Чечне и тоску по Сталину – защитнику социальной справедливости. Что же произошло сегодня, когда путем нехитрых демократических процедур президент получил возможность править еще два срока? Наши идеалисты называют это узурпацией власти. Но о какой узурпации речь, когда вся интрига соответствует закону и после решения Конституционного суда вопрос будет вынесен на всероссийское голосование? Вас, господа, обыграли на вашем же поле, хотя сидеть на нем со своим народом вы и не желаете.
Тут нельзя не заметить, что даже референдум в политических практиках имеет совещательное значение. Скажем, в марте 1991 года более трех четвертей граждан СССР утвердительно ответили на вопрос: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?» Что было дальше, мы помним. Поэтому волеизъявление по части идеалов, безусловно, полезно, но обеспечивать их соблюдение должна сильная власть.
История российских парламентских демократий состоит из двух коротких эпизодов, один из которых закончился ВОСР, а другой – расстрелом Верховного Совета. Когда оппозиционно настроенные товарищи начинают возмущаться управляемостью нашей Думы, я всегда говорю: если бы у Бориса Николаевича Ельцина был в 1991 году такой Верховный Совет, мы давно жили бы в прекрасной России будущего. На этом месте шестеренки морального негодования начинают буксовать: для проведения реформ в 1993 году потребовалось разогнать «красно-коричневый» парламент танками, а сегодня широкие полномочия президента оформляются корректными юридическими процедурами.
Да, я буду голосовать за президентские поправки к Конституции, потому что доверяю Путину. Мои оппоненты не доверяют и могут голосовать против.
Но вопрос для меня совершенно не в личном отношении к главе государства, которое неизбежно носит характер проекций. Я всегда говорю, что атмосфера 90-х лично мне нравилась гораздо больше. Но какое отношение опыт успешного журналиста и телевизионщика с хорошим доходом в свободно конвертируемой валюте имеет к реальной жизни миллионов людей? Ностальгия демократической интеллигенции по лихим 90-м – типичная ошибка выживших, которые полагают, что успешный опыт страны описывается их позитивными судьбами, а побочные жертвы были неизбежной ценой за воссоединение с идеалами: лес рубят, щепки летят.
Если же перейти от прекрасных иллюзий к неприглядной реальной жизни, выяснится, что последние 20 лет оказались самым благополучным и самым либеральным периодом едва ли не во всей российской истории – и в один из самых турбулентных периодов истории мировой, когда увлеченные строительством планетарной демократии идеалисты породили террористическое государство религиозных фанатиков, чуму XXI века. Не то чтобы я был адептом идеи роли личности в истории, но сложно не заметить личную роль нашего президента в уничтожении этой заразы.
Идея сменяемости власти меня особо не привлекает. Как, ехидно напомню, и в 1996 году. Но на этот раз рациональные аргументы связаны не столько с личными симпатиями или логикой коня на переправе, сколько, как ни парадоксально, с представлениями о демократических ценностях. Я совершенно не склонен думать, что народ всегда прав, но волей-неволей залогом стабильности является удовлетворение запросов большинства, с которым мое мнение в данном случае совпадает (проверим этот тезис по результатам апрельского голосования).
Танками или законами, каждая страна сама пишет свои правила, и занимаются этим, так уж исторически сложилось, властные элиты. Благодаря сертифицированным партийным манипуляциям канцлер Ангела Меркель демократически правит уже 15 лет, и никого это не смущает. Теоретически могла бы и дальше. Рузвельт выиграл четверо выборов подряд, и демократическим ценностям это соответствовало значительно больше, чем интересам партийных элит, которые предпочли заботу о внутривидовом балансе и своим картельным сговором ограничили количество президентских сроков. К сожалению или счастью, двухпартийной системы у нас нет, а народ есть. Демократия – это не идеалы, а практики.
Комментарии (0)