Ярослав Чингаев / Ведомости / ТАСС
Российская пенсионная система не соответствует практикам развитых стран: она настроена на уравниловку и не стимулирует легальный труд
Несмотря на то, что далеко не все из нас доживают до старости (это касается, например, трети российских мужчин), у подавляющего большинства есть какие-то явные или неявные планы о том, как материально обеспечивать себе жизнь в «серебряном» возрасте. Нынешняя ситуация резко отличается от всего того, что было в отечественной истории, в том числе в советские годы.
Пособие на прожитие
В XIX веке русский крестьянин решал эту проблему достаточно просто: его выжившие и ставшие взрослыми дети содержали престарелых родителей. Зарождавшийся рабочий класс с подачи пришедшего в Россию иностранного (прежде всего немецкого) бизнеса финансово подключался к страховым кассам, чтобы получить обратно накопленные им деньги в виде пенсии. С приходом Советской власти по факту ничего не поменялось (разве что страховые кассы были заменены на прямые выплаты из государственной казны). И лишь в 1956 году был принят закон, который создавал в СССР всеобщую систему пенсионного обеспечения.
С той поры и до сих пор для советского, а затем и российского человека задача материального обеспечения в старости фактически решалась за него государством, которое устанавливает источники финансирования пенсий и правила их исчисления. Человеку остается только зарабатывать трудовой стаж, т. е. где-то работать и, если пользоваться старыми параметрами пенсионного возраста, в 60 лет (мужчины) и 55 лет (женщины) узнать, сколько денег ему назначило государство в качестве пособия на прожитие.
Конечно, в этой унизительной схеме есть нюансы. В частности, в 90-е годы в России сформировалась система негосударственных пенсионных фондов (НПФ), которые аккумулируют взносы тех работодателей и самих работников, которые хотели бы добавить к скудному государственному пособию еще что-нибудь. Однако добровольно пришли в НПФ (если не считать тех, кто сделал это в рамках обязательного пенсионного страхования) всего несколько миллионов человек, работающих в крупных корпорациях, имеющих свои НПФ.
Пенсия в наши дни
Есть одно существенное отличие от советского периода. Это появление пусть небольшого, но относительно обеспеченного слоя людей, у которых есть свободные деньги, потенциально годящиеся для ранней подготовки к безбедной старости. В 2000-е на фоне быстро растущих доходов населения (спасибо мировой нефтегазовой конъюнктуре) средний класс увеличился, по разным оценкам, до 10−15% населения. Одной из его отличительных черт, как это следует из мировой практики, является накопление материальных активов: квартир, коттеджей, банковских депозитов, страховых продуктов, ценных бумаг и т. п. В итоге люди из этого слоя во всем мире к моменту выхода на заслуженный отдых обеспечивают свой уровень жизни за счет комбинации из нескольких источников:
— базовая (как правило, близкая к черте бедности) пенсия из обязательной государственной системы пенсионного страхования;
— дополнительная пенсия за счет корпоративных добровольных страховых инструментов и/или из собственных денежных накоплений;
— гарантированная (т.е. заранее оплаченная) страховка на случай появления медицинских проблем и/или необходимости в постороннем долговременном уходе;
— дивиденды от средств, вложенных в ценные бумаги, акции, облигации и т. п. финансовые инструменты;
— сдача в аренду или продажа части накопленной недвижимости.
А теперь примерим это меню на российский средний класс, который, кстати, за последние несколько лет не только не увеличился, а из-за устойчивого падения реальных доходов, скорее всего, слегка сдулся. Что мы сразу увидим?
Важные вопросы
Все перечисленные инструменты обеспечения безбедной старости у нас формально существуют. Однако есть два вопроса: насколько они доступны нашему среднему классу и насколько они надежны?
Что касается государственных пенсий, то они максимально доступны при наличии минимально необходимого страхового стажа, т. е. срока, в течение которого за человека платили взнос в Пенсионный фонд. Загвоздка в том, что эта система декларируется как страховая, что в теории предполагает эквивалентность взносов и выплат. То есть чем больше за тебя заплатили в течение трудовой жизни, тем больше будет и пенсия.
Но этот принцип в российской действительности не соблюдается. Недавно мне в «личку» фейсбука написала женщина, которая потрясена тем, что ее муж, многие годы проработавший на Севере помощником бурового мастера на нефтепромыслах, получает 20 тыс. руб. пенсии. И действительно, зарплата ее мужа, скорее всего, всегда была весьма приличной по российским меркам — возможно, даже не одна сотня тысяч рублей в месяц. Работа ведь весьма тяжелая и в то же время рядом с экспортным продуктом. При этом все суды признали такую пенсию правильно начисленной.
Дело в том, что действующая у нас формула расчета пенсий настроена на уравниловку. С одной стороны, социально оправдано, что люди с маленькими зарплатами (а таких у нас явное большинство) тоже должны получать хотя бы прожиточный минимум. И это осуществляется за счет перекачки пенсионных прав в их пользу от тех, кто зарабатывал много. Получается такая принудительная солидарность. Но, с другой стороны, у высокооплачиваемых работников пропадает всякий интерес к усилению своего участия в государственной пенсионной системе, и они уходят в тень, что весьма в России распространено. В результате Пенсионный фонд теряет не менее 25% потенциальных доходов.
Кроме того, интерес к участию в этой системе и у работника (не только высокооплачиваемого), и у работодателя сильно подорван из-за весьма частых изменений правил игры — размера тарифа отчислений, правил расчета будущих пенсий. Самый, пожалуй, вопиющий пример — судьба обязательной накопительной части пенсий. Ее ввели в рамках реформы 2002 года, затем несколько раз «корректировали» и, в конце концов, в 2014 году «заморозили», как теперь понятно, навсегда. А ведь работники, родившиеся в 1967 году и позже, понемногу начали входить во вкус собственноручного управления индивидуальными счетами, на которые ежемесячно капали 6% от их зарплаты.
Про НПФы я уже написал: они у нас есть, но людей, которые добровольно в них вкладывают деньги (даже на паях с работодателем), всего несколько миллионов. И в этом секторе государство регулярно пересматривает правила игры, опутав НПФы массой ненужных ограничений и запретов.
Примерно та же картина и с добровольным медицинским страхованием (ДМС). В этой сфере ежегодно у нас заключается примерно 10 миллионов договоров. Из них большинство за счет организаций, которые включают ДМС в социальный пакет своих работников. То есть в индивидуальном порядке в этом виде страхования в России участвует совсем мало людей. Причин тому много. Но основные из них — элементарная нехватка денег на покупку полиса ДМС и недоверие к качеству даже платного медицинского обслуживания. Недаром, как показывают опросы, даже среди относительно материально обеспеченных людей весьма распространены самолечение и обращение ко всякого рода знахарям и «народным целителям». А уж самые богатые пытаются лечиться за границей.
Если говорить о дивидендах от имеющихся акций, облигаций и т. п. ценных бумаг, то этим пока пользуются очень немногие, в основном относящиеся к самым богатым людям. Причин такому и в данном случае много — начиная от упомянутой уже элементарной нехватки денег у подавляющего большинства, очень низкого уровня финансовой грамотности и заканчивая всё теми же постоянными пересмотрами правил игры с инвестиционными инструментами, которые у нас практикуются. Вкладывать деньги в длинную, на десятилетия, крайне рискованно. К этому еще добавляется непредсказуемость курса рубля по отношению к основным валютам.
И, наконец, вложения в недвижимость. Этот инструмент, правда в очень ограниченном виде, в России используется. Например, при сдаче пенсионерами своих квартир в аренду, например, если дети повзрослели и разъехались. В этом случае можно сдавать высвободившиеся комнаты или, если повезет, переехать в собственное небольшое жилье, которое либо досталось в наследство от бездетных родственников, или было в свое время по дешевке куплено. Впрочем, вариантов здесь используется много.
Но и тут, как отмечено выше, не надо строить иллюзий — жилищная проблема в России за последние десятилетия никуда не делась: у большинства даже в старости нет не то что лишних квартир, но и лишних квадратных метров. А если пенсионер живет в малом городе или селе, то там даже с относительно просторным жильем ничего не сделаешь, потому что нет желающих его снимать, да и наличие элементарных коммунальных удобств там отнюдь не правило.
Особый путь
Поэтому поведение типового российского человека по отношению к собственной рано или поздно наступающей старости никак не соответствует практикам развитых стран. У нас всё еще преобладают пассивность и апатия — «надо еще дожить до пенсии», «как-нибудь проживу», а также патернализм — «государство ведь не бросит».
А государство ничего не делает, чтобы эти архаичные установки минимизировать. И дело здесь не в пропаганде, которая должна убеждать людей, что черное — это белое, а в хроническом нежелании менять принципы нашей политической и социально-экономической жизни. Бедный пенсионер, видимо, выгоден государству — он привык к копеечным подачкам «сверху», в ответ на которые должен демонстрировать лояльность. А вот обеспеченный человек «серебряного возраста» имеет свойство задавать власти неудобные вопросы и голосовать не так, «как надо».
Такая позиция (хотя она никогда вербально и не высказывается) тех, кто определяет политику в нашей стране, на самом деле крайне недальновидна. Лояльность, которая покупается за гроши, сначала убаюкивает тех, кто эти гроши раздает, но однажды и «вдруг» оказывается, что она куда-то моментально испарилась.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции
12.09.2019Евгений Гонтмахер, доктор экономических наук
Комментарии (0)