30 лет назад, в январе 1992-го года, в России начались так называемые «гайдаровские реформы». Даже сегодня, спустя 30 лет, спектр оценок этих реформ и их последствий остаётся очень широким.
Ряд экономистов считает, что данным реформам не было альтернативы, а экономическая ситуация на конец 1991-го года была тупиковой, и у политического руководства к тому времени уже не оставалось иного выбора, кроме как начать резкие, быстрые и радикальные преобразования.
Другие специалисты, напротив, указывают на то, что гайдаровская шокотерапия привела к катастрофическим последствиям для экономики России — обвальному спаду в промышленности и сельском хозяйстве, резкому падению инвестиционной активности, разрушению оборонного комплекса, развалу социальной сферы, росту безработицы и преступности.
Есть и неоднозначные оценки реформ, когда говорится, что общий курс реформ был выбран верно, но не были учтены возможные издержки, социальные последствия и пр. Можно ли сегодня оценить реформы того времени системно и дать объективную оценку того, что произошло?
Комплекс реформаторских мер сводился к пяти основным направлениям: либерализация цен, жёсткая бюджетная и денежно-кредитная политика, приватизация госсобственности, либерализация внешнеэкономических связей, стабилизация валютного курса.
Со 2 января 1992-го года были отпущены цены на основные продукты питания и товары народного потребления, кроме цен на хлеб, молоко, энергоносители и ЖКХ.
При этом считалось, что цены вырастут незначительно, в 2,5 — 3 раза, а затем рынок придёт к равновесию, поскольку сработают спросовые ограничения. А дальше конкуренция и борьба за потребителя подстегнут экономический рост. Но экономика отреагировала совершенно иначе. Цены стали расти быстро и непрерывно, и только за 92-й год цены выросли в 26 раз!
На фоне гиперинфляции пошёл резкий спад промышленного производства, предприятия стали работать в режиме — производить меньше, продать подороже.
В то же время процентные ставки по банковским вкладам оставались замороженными, что привело к быстрому и полному обнулению вкладов. Население очень быстро, буквально за несколько месяцев, лишилось всех своих накоплений.
Также весьма быстро и фатально исчезли оборотные средства на счетах предприятий, что надолго подорвало инвестиционную активность в промышленности, а уже к лету 92-го года привело к масштабному кризису взаимных неплатежей.
Но помимо собственных средств у предприятий есть доступ ещё и к заёмным. И, если в 92-м году процентные ставки по банковским кредитам были ещё очень низкими, то, начиная с середины 1993-го года, Центральный Банк перешёл к политике дорогих денег, что ещё больше стало угнетать реальный сектор.
В условиях высоких процентных ставок кредитные ресурсы стали уходить на рынок коротких денег, т.е на спекулятивные операции, дававшие быструю и высокую прибыль, а никак не в производственную сферу. На фондовом и биржевом рынках в короткие сроки делались целые состояния, в то время как промышленность фактически потеряла доступ к кредитам.
Ограничительная монетарная политика также способствовала резкому усилению дефицита денег. Сокращая денежную массу, правительство и ЦБ загоняло предприятия в ситуацию хронического денежного голода, что привело к довольно быстрому появлению других, неденежных форм хозяйственных отношений: бартерные сделки, неплатежи, взаимозачёты, а также к хождению разного рода денежных суррогатов, таких как векселя, долговые расписки и пр. Широко практиковались задержки зарплат, а также выдача зарплаты натуральным продуктом.
С течением времени дефицит денег только нарастал. Номинальная денежная масса росла, но её рост существенно отставал от роста цен. Это означало сжатие реальной денежной массы, что и обусловило хронический денежный дефицит.
Монетизация экономики (отношение денежной массы M2 в % к ВВП) неуклонно снижалась в течение всего периода реформ с 1992-го по 1998-й год, фактически можно говорить о том, что уже к середине 90-х годов экономика была демонетаризована.
Как отмечают М.Ф Монтес и В. В. Попов в книге «Азиатский вирус» или «голландская болезнь»? уровень монетизации российской экономики был одним из самых низких в мире: «по итогам 1996 г. из почти 150 стран, по которым имеются данные, более низкие показатели (менее 8%) имели только Армения, Гвинея-Бисау, Демократическая Республика Конго и Туркменистан».
Объёмы неплатежей также постоянно росли в течение всего периода реформ и достигли к 1998-му году гигантских размеров, превысив отметку в 40% ВВП. К концу 90-х годов товарно-денежный обмен охватывал лишь около 20% всей экономики, а 80% существовали в безденежном режиме.
Объявленный правительством курс на проведение жёсткой бюджетной политики на деле означал отказ государства от своих финансовых обязательств перед бюджетными организациями, а также предприятиями, работающими по госзаказу.
В результате весь крайне важный для развития страны бюджетный сектор (наука, образование, здравоохранение, социальная сфера, вооружённые силы, правоохранительные органы) оказались в ситуации хронического недофинансирования.
Отток кадров из научных и образовательных учреждений приобрёл невероятные масштабы, что поставило под вопрос возможность выхода на траекторию развития даже в отдалённой перспективе.
В печальной ситуации оказались и предприятия, работающие по госзаказу, поскольку государство зачастую отказывалось оплачивать уже произведённую продукцию или задерживало выплаты или оплачивало заказы в неполном объёме.
Не менее жёсткой была в этот период и налоговая политика. По сравнению с дореформенным периодом налоговое давление на предприятия существенно выросло, что ещё больше осложнило работу предприятий.
Установив высокие налоговые ставки, правительство рассчитывало решить проблему бюджетного дефицита, но добилось лишь обратного эффекта.
Предприятия и фирмы стали уходить от уплаты налогов, используя для этого самые разные способы: использование чёрного нала для расчётов, занижение доходов и реального оборота, а также другие манипуляции с отчётностью.
В результате в России довольно быстро расцвела теневая экономика, уровень которой в 90-е годы составлял около 40% ВВП.
Зачастую уклонение от уплаты налогов носило вынужденный характер, поскольку предприятия были лишены оборотных средств и уходили от налоговых выплат, чтобы хоть как-то обеспечить функционирование производственной деятельности.
Но были и другие мотивы. Поскольку государство было крайне слабым, зачастую неспособным осуществлять контролирующую функцию, то многие фирмы уходили в тень, просто чтобы повысить собственные доходы и прибыль.
Так или иначе, но собираемость налогов в 90-е годы резко упала, что привело к ещё большему увеличению бюджетного дефицита, а значит и к дальнейшему недофинансированию всей бюджетной сферы.
Фактически к середине 90-х годов экономика России вошла в самосхлопывающийся режим: сокращение финансирования — падение производства — сокращение налоговых отчислений в бюджет — увеличение бюджетного дефицита — ещё большее сокращение бюджетных выплат и т. д.
Приватизация экономики началась лишь в конце 1992-го года и носила ярко выраженный номенклатурный и криминальный характер. Ни работники акционируемых предприятий, ни широкие народные массы не могли участвовать в этом процессе, поскольку к этому времени уже были лишены всех своих накоплений, сгоревших в ходе гиперинфляции.
Поэтому приватизация проводилась главным образом путём раздачи лакомых кусков госсобственности «своим людям», а также разного рода теневым и криминальным структурам.
В условиях постоянных бюджетных дефицитов вполне можно было бы использовать продажу имущества для получения дополнительных доходов в бюджет, но этот инструмент так и не был использован.
В целях максимально быстрой приватизации предприятия продавались за бросовые деньги.
Так, например в докладной записке бывшего председателя Госкомимущества В. П. Полеванова премьер-министру В. С. Черномырдину было отмечено: «500 крупнейших приватизированных предприятий России стоимостью не менее 200 млрд долл. были фактически проданы за бесценок — около 7,2 млрд долл. США». Естественно, что такой характер приватизации создавал благоприятную почву преступности, коррупции и других злоупотреблений.
В основе либерализации внешнеэкономических связей лежала отмена государственной монополии на внешнюю торговлю. Доступ на внешние рынки открывался для всех хозяйствующих субъектов как государственных, так и частных.
Наряду с этим вводилась конвертируемость рубля и свободный обмен валют. Либерализация внешней торговли также включала такие меры как снижение таможенных пошлин, отмену ограничений и квот на продажу продукции за рубеж, сокращение лицензирования и т. д.
В результате деловая активность стала очень быстро уходить из деградирующей производственной сферы во внешнеторговую, где норма прибыли измерялась тысячами процентов. Результатом такой политики стала активная распродажа сырья за рубеж и объёмные закупки импорта.
Сторонники реформ указывают на то, что, благодаря мерам правительства, уже в 92-м году удалось избавиться от товарных дефицитов и наполнить прилавки.
Но к этому надо добавить, что наполнение прилавков происходило главным образом за счёт импорта, т.е фактически за счёт подрыва продовольственной безопасности страны.
Уже тогда, в начале 90-х, стала формироваться сырьевая, колониальная модель экономики, основанная на вывозе сырья и закупках импорта. Причём в структуре импорта преобладал ширпотреб и продукты питания, а инвестиционные товары, такие как станки и оборудование почти не закупались.
Рост импорта подстегнула и политика валютного коридора на финансовом рынке. С 8 июля 1995 года в России был введён валютный коридор. Это означало, что правительство и ЦБ взяли на себя обязательство удерживать курс рубля к доллару в определённых границах.
Сделано это было с тем, чтобы сдержать инфляцию, а также добиться большей стабильности и предсказуемости на рынке.
Границы коридора менялись с течением времени, но рубль действительно удавалось удерживать в отведённых рамках в течение трёх лет: с июля 1995-го года по август 1998-го. Для удержания курса денежные власти использовали набор различных инструментов: валютные интервенции, высокие процентные ставки, выпуск ГКО и пр.
При этом курс рубля к доллару отставал от инфляции, что фактически означало укрепление реального курса рубля.
В условиях открытой экономики дорогой рубль приводил к снижению экспорта, росту импорта, а следовательно и к ослаблению торгового баланса.
Объёмы импорта неуклонно возрастали на протяжении всех пореформенных лет с 1992-й по 1997-й год включительно, а в первой половине 1998-го года, согласно официальным данным, доля импортных товаров составляла почти половину всего розничного товарооборота.
Рост импорта нанёс ещё один удар по отечественной промышленности, которая и без того находилась в плачевном состоянии. Искусственно-удешевлённый импорт заполнял прилавки, перекрывая тем самым отечественным производителям доступ к рынкам сбыта.
Отечественная промышленность, лишённая бюджетной поддержки и оборотных средств, задавленная высокими налогами и непомерно дорогими кредитами теперь теряла ещё и рынки сбыта.
Итогом экономической политики 90-х годов стал обвальный спад в промышленности и сельском хозяйстве, а также глубокая деградация всего бюджетного сектора.
Падение промышленного производства в период с 1992 по 1998-й год составило порядка 52%, то есть за всё время реформ Россия утратила более половины всего промышленного потенциала.
Общий спад экономики составил около 42% ВВП, это больше, чем во времена Великой Депрессии в США и примерно столько же сколько потеряла Россия в период с 1914-го по 1922-й годы.
В итоге мы получили разгром научного и промышленного потенциала страны, колониальную структуру экономики, сырьевой характер экспорта, и зависимость от импорта.
Считается, что в 90-е годы — это период трансформации и реформ, в ходе которых экономика России успешно перешла от плановой директивной экономики к современной рыночной модели.
Но на самом деле произошло нечто совершенно иное, что ещё мало описано в учебниках по экономике. То, что сформировалось на обломках советской плановой экономики никак нельзя назвать рынком. Потому что кровью рыночной экономики являются деньги. И именно деньги являются главным двигателем рынка и основным стимулом к хозяйственной деятельности.
Российская же экономика была демонетаризована, то есть обескровлена. Деньги крутились лишь в экспортно-импортном секторе и обслуживающей этот сектор банковско-финансовой инфраструктуре.
Реальный же сектор экономики остался без денег. Лишённый денежных средств реальный сектор стремительно разрушался и всё больше терял свою функциональность.
В условиях хронического денежного голода хозяйствующие субъекты стали использовать другие, неденежные способы товарных отношений: бартер, взаимозачёты, долговые расписки, натуральные выплаты и др. То есть произошёл не переход к рынку, а наоборот откат к добуржуазным, архаичным формам хозяйственных отношений.
Откат к архаичным отношениям в экономике сопровождался таким же откатом и в области государственного устройства.
Всё большую силу набирал региональный сепаратизм. Помимо Чечни, которая фактически была независимой территорией и превратилась в средневековый террористический анклав, на суверенном положении был также и Татарстан, объявивший себя суверенным государством и субъектом международного права. То есть страна постепенно утрачивала единое пространство.
Регресс наблюдался и в социальной сфере, где бурно росла бедность, преступность, резко снижался образовательный и культурный уровень населения. В той же Чечне в то время процветали похищения людей и работорговля.
Поэтому широко распространённая оценка 90-х годов как периода перехода к рынку мне представляется в корне неверной. В реальности произошёл откат к архаике в экономических отношениях, в сочетании с разрушением государственности и регрессом в социальной сфере.
Ситуация стала меняться лишь после кризиса 98-го года, когда был сформирован другой кабинет министров и начат другой экономический курс.
Отказ от основных параметров прежнего курса и переход к более мягкой бюджетной и денежной политике в сочетании с гибким государственным регулированием позволили запустить восстановительные процессы. Но это уже совсем другая история.
Комментарии (31)