Ровно 25 лет назад в России прошел референдум, который мог кардинально изменить судьбу страны, но из-за своеобразных представлений Ельцина о демократии едва не закончился гражданской войной. Сегодня граждане помнят о тех событиях лишь по вбитому пропагандой в головы слогану «Да-да-нет-да». Меж тем, мифы той эпохи настолько вредны, что их просто необходимо развенчать.
Теоретически плебисцит 25 апреля 1993 года должен был разрешить спор двух ветвей власти – исполнительной, представленной президентом и правительством, и законодательной в лице Верховного Совета. Каждая из сторон конфликта являлась носителем собственной концепции госустройства, и речь, таким образом, шла о выборе пути развития страны. Учитывая масштабы задачи, неудивительно, что на этапе подготовки к референдуму в России впервые были брошены в бой политтехнологии, произошла мобилизация СМИ, активно использовались приемы манипуляции общественным мнением, вплоть до самых грязных. Посему события 1993 года по сей день остаются одними из наиболее мифологизированных в отечественной истории.
Наиболее укоренившийся в массовом сознании стереотип выглядит примерно так: команде демократических реформаторов Ельцина и Гайдара противостоял «красный» или даже «красно-коричневый» Верховный Совет Хасбулатова и примкнувшего к нему Руцкого. Используя в своих целях устаревшую «брежневскую» конституцию 1978 года, ВС противился рыночным реформам и тянул страну обратно в СССР. И мало кто задается вопросом, каким образом верные соратники Ельцина, праздновавшие
Россия – парламентская республика
В соответствии с конституцией РСФСР – РФ – России высшим органом власти в стране являлся Съезд народных депутатов. В перерывах между съездами полномочия законодательного органа исполнял избираемый съездом Верховный Совет. Президент же был главой исполнительной ветви власти и формировал правительство, представляя на утверждение Съезду только кандидатуру премьер-министра.
Впоследствии было много сказано о том, что именно «брежневская» конституция, не соответствовавшая реалиям 1993 года, стала причиной масштабного политического кризиса. Это не так. С 1989 года в Конституцию РСФСР было внесено множество поправок, изменивших как государственный, так и социально-экономический строй России. Например, была разрешена частная собственность, установлена многопартийность, введен новый избирательный закон, провозглашен принцип разделения властей, декларированы права и свободы человека. Всего этого в «брежневской» конституции не было – и быть не могло. Описанная выше структура власти тоже появилась путем правок основного закона (ранее высшим органом власти был Совет министров). Россия в соответствии с ним являлась парламентской республикой.
До поры до времени такой основной закон всех устраивал, а 30 октября 1991 года был избран Конституционный суд, в обязанности которого входил самостоятельный конституционный контроль.
ИНФОГРАФИКА |
Кейнсианство против неолиберализма
Размежевание между командой президента и Верховным Советом произошло не по идеологической линии. По крайней мере, не по вопросу о необходимости преобразований. ВС разработал собственную программу по трансформации социализма в «мягкий вариант капитализма», исходя из поэтапного создания смешанной экономики с государственным участием: сперва – законодательная база, затем – постепенная приватизация сферы торговли, строительства, производства бытовой техники, пищевой и легкой промышленности. При этом в государственной собственности планировалось сохранить ВПК, недра, добычу полезных ископаемых, трубопроводы, железные дороги, гражданский флот и тяжелую промышленность.
Со своей стороны, правительство осуществило в январе 1992-го «либерализацию цен». А также, выполняя требования МВФ, взяло курс на ликвидацию бюджетного дефицита, в результате чего финансирование почти всех отраслей хозяйства радикально сократилось. Добиться бездефицитного бюджета так и не удалось, зато промышленности, сельскому хозяйству и социальной сфере был нанесен катастрофический урон.
Параллельно строились планы на
Стратегия правительства (до июня 1992-го его возглавлял лично Ельцин, поставивший отвечать за экономические вопросы Егора Гайдара, а за приватизацию – Анатолия Чубайса) получила название «шоковой терапии». По сути, эта команда осуществляла неолиберальные преобразования Милтона Фридмана, использованные в «рейганомике» и «тэтчеризме», а в наиболее радикальной форме – слома экономической системы – опробованные в Латинской Америке. В свою очередь, Верховный Совет исходил из западноевропейских кейнсианских представлений об экономике.
Подчеркнем еще раз: реформаторами-рыночниками были и та и другая ветви власти. Расхождения касались только подхода к реформам.
В 2000-е годы государство, отходя от неолиберализма 90-х, совершило постепенный дрейф в сторону именно кейнсианской модели.
Результатом «шоковой терапии» стал рост цен, достигший к концу 1992 года показателя в 2600 процентов, тогда как заработная плата увеличилась всего в 12 раз. Поскольку никакого механизма индексации вкладов населения в государственном банке предусмотрено не было, сбережения обесценились в течение нескольких дней. А кризис неплатежей привел к разорению предприятий, дезорганизации промышленности и срыву посевной.
В этих условиях Верховный Совет начал «поправлять» работу президента и правительства, используя свои полномочия. Например, была принята целая серия законов, регламентирующих процессы приватизации. Другая предусматривала индексацию пенсий, стипендий и социальных выплат. Наконец, пытаясь преодолеть кризис неплатежей, ВС начал самостоятельно распределять деньги через подотчетный ему на тот момент Центральный банк.
Председатель ВС Руслан Хасбулатов позднее отмечал: «Кто-то скажет: «Парламент тормозил работу президента по приватизации...» Да, тормозил. А куда надо было спешить?»
Получалось, что президент и правительство урезали финансирование по требованию МВФ, а ВС, наоборот, вбрасывал средства в экономику в обход исполнительной власти, которая была полна решимости продолжать радикальный переход к рынку.
Для этого была найдена казуистическая лазейка. В соответствии с Конституцией, президент имел право издавать обязательные для исполнения указы «по вопросам, отнесенным к его ведению», то есть к сфере исполнительной власти. В стране как бы формировалось двойное законодательство – президентское «указное» и федеральное от Верховного Совета. Посыпались взаимные обвинения в торпедировании реформ, в разгоне инфляции, а следом – и в нарушении конституционных норм.
Ельцин бросает вызов
В июне 1992 года президент своим указом назначил Егора Гайдара исполняющим обязанности председателя правительства. Избавить Гайдара от приставки «и. о.» должен был VII Съезд народных депутатов.
Съезд открылся в первый день зимы. Депутаты приняли ряд поправок в конституцию, в том числе изменив подотчетность правительства. Теперь она выглядела так: Съезд, Верховный Совет, президент. Еще одна поправка предусматривала немедленное прекращение полномочий президента, если он решит изменить национально-государственное устройство России или приостановить деятельность любых законных органов власти.
Все это сопровождалось резкой критикой курса президента и правительства. Против утверждения Гайдара премьером депутаты высказались большинством голосов. В ответ Ельцин выступил с обращением к народу:
«На съезде развернуто мощное наступление на курс, проводимый президентом и правительством, на те реальные преобразования, которые удерживали страну все последние месяцы от экономической катастрофы. То, что не удалось сделать в августе 1991 года, решили повторить сейчас и осуществить ползучий переворот... Граждане России! В этот критический период считаю своей первейшей задачей обеспечение стабильности в государстве... Один из залогов стабильности – устойчивая работа правительства. Гайдар остается исполняющим обязанности его председателя. Съезду не удалось деморализовать кабинет министров».
Тогда же президент впервые поставил вопрос о проведении референдума: «Прошу граждан России определиться, с кем вы, какой курс граждане России поддерживают. Курс Президента, курс преобразований или курс Съезда, Верховного Совета и его председателя, курс на сворачивание реформ и в конечном счете на углубление кризиса».
Очевидно, что Ельцин манипулировал общественным мнением, объявляя свою команду проводниками реформ и безальтернативными спасителями страны от кризиса. А его слова о плебисците выглядели как предложение выбрать одну из ветвей власти в качестве основной.
Только вмешательство председателя Конституционного суда Валерия Зорькина, в резких выражениях восстановившего статус-кво («Есть только действующая Конституция. Не умеете эту соблюдать – вам и новая не поможет»), на время позволило сгладить противоречия. При его посредничестве удалось достичь компромисса: депутаты замораживают действие принятых поправок в основной закон и отбирают кандидатов на пост главы правительства, после чего президент выносит на рассмотрение Съезда одну из кандидатур.
По итогам такого многоступенчатого голосования премьер-министром России был утвержден Виктор Черномырдин. Но надежды депутатов на то, что он будет проводить отличную от неолиберальной программу реформ, не оправдались, ведь костяк правительства («команда Гайдара») остался без изменений. Собственно, еще во время VII Съезда члены правительства прямо высказались в СМИ, что никуда уходить не собираются.
Черномырдин оказался премьером без команды. Его программа поддержки промышленности просуществовала меньше месяца, после чего подверглась секвестированию (модное в те годы слово).
Как следствие, в марте открылся внеочередной VIII Съезд народных депутатов, который немедленно аннулировал компромисс с президентской командой и ввел в действие ранее замороженные поправки к Конституции. Ельцин в ответ выступил с новым телеобращением к народу, и его речь опять была полна передергиваний. Так, говоря о собственном избрании, он утверждал, что в 1991 году «впервые в тысячелетней истории страны был сделан выбор», и этот выбор заключался в альтернативе «по-прежнему сползать в коммунистический тупик либо начинать глубокие реформы, чтобы идти дорогой прогресса, которой движется все человечество».
Суть конфликта, разъяснял Ельцин, кроется не в противостоянии Съезда и президента, а «в глубоком противоречии между народом и прежней большевистской, антинародной системой», которая «опять стремится восстановить утраченную власть». Поэтому, под угрозой «второй Октябрьской революции», которую «Россия не переживет», президент берет на себя обязанность «обеспечить дальнейшее продвижение преобразований». То есть подписывает указ об особом порядке управления страной и назначает на 25 апреля референдум о доверии себе и по проекту новой конституции.
«По новой конституции Съезда не будет, – подчеркнул Ельцин. – Я настроен на решительные действия. Считаю, что в сложившейся обстановке иначе нельзя».
Четыре вопроса вместо газовой атаки
Конституционный суд признал действия президента неконституционными. В конце марта в Москве собрался IX чрезвычайный Съезд народных депутатов, на повестке дня которого стоял вопрос об отрешении Ельцина от власти.
Готовилась к голосованию по импичменту и команда Ельцина. Начальник охраны президента Александр Коржаков вспоминал:
«22 марта Ельцин вызвал Барсукова: «Надо быть готовыми к худшему, Михаил Иванович! Продумайте план действий, если вдруг придется арестовывать съезд...»
По плану указ о роспуске съезда в случае импичмента должен был находиться в запечатанном конверте. После окончания работы счетной комиссии (если бы импичмент все-таки состоялся) по громкой связи из кабины переводчиков офицеру с поставленным и решительным голосом предстояло зачитать текст указа... Если бы депутаты после оглашения текста отказались выполнить волю президента, им бы тут же отключили свет, воду, тепло, канализацию... На случай сидячих забастовок в темноте и холоде было предусмотрено «выкуривание» народных избранников из помещения. На балконах решили расставить канистры с хлорпикрином – химическим веществом раздражающего действия... Офицеры, занявшие места на балконах, готовы были по команде разлить раздражающее вещество, и, естественно, ни один избранник ни о какой забастовке уже бы не помышлял».
Однако крайние меры не понадобились. Дело в том, что Ельцин только заявил о подписании указа об особом порядке управления страной, но сам указ опубликован не был, а несколько дней спустя выяснилось, что подписан был документ совершенно иного содержания. Деморализованные таким политическим финтом депутаты провалили голосование об отрешении Ельцина от власти.
Неудача импичмента, как казалось тогда, оставляла только один путь для разрешения противоречий – назначенный на 25 апреля референдум.
Конституционный суд признал право Ельцина требовать плебисцита. «Однако, – говорилось в заключении КС, – вынесение вотума доверия Президенту не должно означать устранения других органов государственной власти... Выдвинутое в Обращении положение, что голосование решит вопрос, кому руководить страной – Президенту или Съезду народных депутатов, недопустимо».
Это заведомо девальвировало идею референдума как голосования, результаты которого будут иметь прямую юридическую силу. Речь могла вестись только об оценочных суждениях избирателей, о выражении ими поддержки одной из ветвей власти. В такой ситуации оставалось надеяться, что проигравшая сторона, учтя мнение граждан, добровольно согласится прекратить противостояние.
Вопросы референдума Съезд утвердил в таком виде:
1. Доверяете ли Вы президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину? 2. Одобряете ли Вы социально-экономическую политику, осуществляемую президентом РФ и правительством РФ с 1992 года? 3. Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных выборов президента РФ? 4. Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов РФ?
Таким образом, избирателям предлагалось оценить ельцинский курс реформ и высказаться по вопросу о досрочных перевыборах президента или депутатов. Однако в общественном сознании противостояние выглядело совершенно иначе. Речь шла не о выборе пути реформ, а о схватке между «красными реваншистами» и «демократическими силами, ведущими страну в светлое цивилизованное завтра». Но люди додумались до этого не сами – им настойчиво помогали думать именно так.
Еще в преддверии VIII Съезда руководитель Федерального информационного центра (ФИЦ) Михаил Полторанин в интервью западным СМИ обвинил Хасбулатова в подготовке госпереворота, для чего в Москве уже якобы собрались банды вооруженных чеченцев, готовых выступить по первому приказу. Проверка прокуратуры ничего подобного не выявила, а сам Полторанин впоследствии ссылался на трудности перевода, мол, журналисты неправильно его поняли.
На деле Полторанин намеренно занимался «проработкой» СМИ. «В ФИЦ, – вспоминал он, – мы собирали руководителей центральных телеканалов и главных редакторов крупнейших газет и проговаривали: победа ВС на референдуме недопустима, люди там сидят агрессивные, экстремисты. Надо сделать так, чтобы победила команда президента».
Уговоры подкреплялись конкретной финансовой заинтересованностью. «В соответствии с президентским указом... специальная межотраслевая комиссия... распределяла деньги для поддержки СМИ. Без господдержки многие из них просто не выжили бы, так что они понимали, с чьих рук кормятся», –
Поэтому, несмотря на сжатые сроки подготовки к плебисциту, президентская команда сумела на десятилетия вбить в головы сограждан свой слоган – «Да-да-нет-да».
Несколько мгновений до войны
В референдуме приняли участие 64% избирателей, голоса которых распределились следующим образом: о доверии президенту заявили 58,7% голосовавших, об одобрении социально-экономической политики – 53%, за досрочные выборы президента высказались 49,5%, за досрочные выборы депутатов – 67,2%.
Согласно методике оценки результатов, по первым двум вопросам для принятия решения требовалось большинство от числа проголосовавших, а по двум другим – большинство от общего числа избирателей. Таким образом, решения по перевыборам приняты не были.
Итоги плебисцита свидетельствовали о серьезном расколе в обществе и не давали моральной победы ни одной из сторон. История заходила на новый круг.
Тем не менее, 21 сентября Ельцин подписал указ, в котором обвинил Верховный Совет в попрании результатов референдума и – на этом основании – объявил о роспуске парламента. В свою очередь ВС, опираясь на поправку к Конституции об автоматическом прекращении полномочий президента в случае попытки разгона законного органа власти, назначил и. о. президента вице-президента Александра Руцкого.
Так конфликт перешел в горячую стадию. В октябре в Москве начались бои. Верховный Совет был расстрелян из танков. Но последствия противостояния могли быть куда страшнее: силовые структуры контролировала исполнительная власть, но ВС активно искал верные ему военные части, чтобы бросить их против президента. От гражданской войны страну отделяли буквально мгновения.
Комментарии (0)