Самое верное определение терроризма, сам того не сознавая, дал поэт: «как сумасшедший с бритвою в руке», a дополняла и уточняла это определение трагическая практика: жертвами терроризма всегда становятся невинные люди, оказавшиеся в ненужном месте, в ненужное время.
Новая бойня исламистского терроризма в Париже, отгремев привычными фанфарами официального сочувствия, опять прошла бы практически незамеченной и забылась уже через неделю, если бы не один неловкий и очень показательный момент, неожиданным махом выведший это событие совсем в иную категорию «гласности».
На этот раз прямое нападение произошло не на обычной случайной «площадке», а в стенах префектуры полиции Парижа. А нападающим оказался сотрудник самой префектуры. Не полицейский, но работник компьютерных служб, которого многие СМИ поспешно определили как «IT-специалиста». Уточним: этот человек не был в буквальном смысле слова «компьютерщиком» высокой квалификации, но одним из работников обслуживающего компьютерную систему персонала. На должность он поступил в рамках обязательной квоты предоставления рабочих мест людям с инвалидностью: этот человек «страдал частичной глухотой».
Ещё уточним: этот человек работал в парижской префектуре 16 лет, имел допуск к категории «секретности, в связи с оборонным значением» и помогал исправлять компьютерные неполадки в системе полицейских подразделений общей информации, разведки и антитеррористической разведки.
3 октября, в 12.18, этот человек, как каждый рабочий день, покидает здание префектуры на время обеда, заходит в магазин на улице Saint Jacques, покупает два ножа с лезвиями 33 и 20 см и возвращается на своё рабочее место.
В 12.53 он идёт в свой привычный кабинет, перерезает горло коллеге и наносит смертельные удары в брюшную полость другому коллеге, оказавшемуся в той же комнате. Затем он идёт в соседний кабинет и всё тем же ножом убивает находящегося там полицейского. Начинает спускаться по лестнице, ведущей во внутренний двор и убивает встреченную по дороге женщину, сотрудницу префектуры. На выходе во внутренний двор, он успевает нанести ножевые ранения в шею другой женщине (эту женщину спасут в военном госпитале).
Уже во дворе он пытается броситься с ножом на человека, успевшего понять, что что-то идёт не так, а потому державшегося на расстоянии и пытавшегося образумить нападающего криками. На эти крики отреагирует совсем молодой полицейский из внешней охраны, который сначала трижды — как учили! — потребует у убийцы бросить оружие, а затем выстрелит ему в голову и убьёт на месте. Ровно в 13.00 по парижскому времени.
На всё вышеописанное, с момента первого убийства до нейтрализации убийцы понадобится всего семь минут. Вспомните об этом, когда в очередной раз станете поражаться, почему никто не понял и не остановил «сумасшедшего с бритвой в руке» быстрее.
Совсем молодой полицейский, выпускник школы правоохранителей, хорошо усвоил полученные знания и рекомендации: ни в коем случае не пускать в ход оружия, не откричав трёхразового предупреждения и в случае неповиновения стрелять на поражение в голову, если перед вами убийца — фанатик одной печально известной религии. Если вы не поняли, почему стрелять необходимо именно в голову, напомню, что фанатики этого калибра часто носят на теле под одеждой шахидcкий пояс и потому, любой другой неосторожный выстрел или любое промедление рискуют разнести в прах не только опоясaнного, но и всех в непосредственной близости.
К счастью для всех остальных потенциальных жертв, выпускник отреагировал правильно и свою профессиональную деятельность начал блистательно: это был его шестой день на рабочем месте. Сразу после произведённых им выстрелов, парень сам осел на землю в состоянии глубокого шока. Так, говорят матёрые полицейские, бывает с каждым, кому когда-нибудь доводится впервые стрелять на поражение и попадать в цель...
Итоги: четверо убитых, одна тяжелораненая. Убийца ликвидирован. Небывалый шок и паника в здании префектуры. Не меньший шок и паника в СМИ, но совсем по другим причинам, на которых следует остановиться подробнее.
Теперь прошу особенно внимательно следить за напёрстками.
В первые же часы, после трагедии, помимо традиционных панических твитов ужасания и сочувствия всех известных лиц и политических деятелей, в прессу попадают описания «очень бледного министра внутренних дел Кристофа Кастанера», засветившегося лично на месте происшествия. Вслед за этим, первые официальные версии носят туманный характер «служебных неурядиц» и «нервного срыва».
По свидетельству сразу нескольких примчавшихся на место депутатов, министр Кастанер в первые же минуты, после ознакомления с ситуацией заявил: «Там нечего расследовать!»
В переводе на межведомственный язык, это конкретно означает: пускаем трафаретную версию о психической неуравновешенности, лишь бы не разжигать более чувствительные материи.
Негласный и неписанный, но как всегда панически исполняемый приказ — со всей тщательностью замалчивать всеми уже понятое начинает действовать и регулярные обновления пропускают в мир то, что я называю «пипеточной информацией»: по капле и строго по дозе.
В течение двух ближайших дней, эволюция этой информации будет такова (строго в порядке её вынужденной подачи):
Нападавший — вполне обычный сотрудник, страдавший частичной инвалидностью (пожалейте его! он был глуховат!), со стажем работы в целых 20 лет, без приключений и нареканий (уже через сутки стаж снизится до 16), женат, по месту работы и месту проживания характеризуется положительно, содеянное по всей вероятности совершил в состоянии аффекта или депрессии, «вследствие личного конфликта с начальством».
Уже ко второй половине дня в прессу просочилось происхождение нападавшего — уроженец острова Мартиника. Иначе говоря, темнокожий. К происхождению немедленно добавилась давно ставшая обязательной формулировка: «террористическaя версия пока не рассматривается, поскольку никаких признаков радикализации этот человек не обнаруживал».
К концу второй половины дня подоспела всеми ожидаемая «новость»: признаков радикализации не обнаруживал, но оказывается, всё-таки принял ислам. Но совсем недавно. Видимо, в связи с женитьбой на мусульманке.
Далее, в течение 24 часов: принял ислам не то, чтобы в связи с женитьбой, но всё-таки уже полтора года как. Ах, простите, не полтора года, а года три. Простите, не три, а восемь. Не восемь, а десять. Но вёл себя скромно и ненавязчиво. И регулярно посещал салафистскую мечеть в городке своего проживания, имеющем достаточно дурную славу, в плане радикализированных исламистских элементов. Оказывается, все соседи знали: в нерабочее время носил известные одежды, никогда не подавал руки.
При этом работал в префектуре полиции и имел доступ к информации оборонного значения. Но коллеги-то не знали. Ах, простите, оказывается, и коллеги знали, но не все. Не все, но многие. Не знали, но догадывались. Не молчали, но не говорили. Ну может говорили, но их не слушали: кто ж в наше политкорректное время захочет нарываться на обвинения в расизме (сотрудник темнокожий!), в фашизме (сотрудник темнокожий, плюс глуховат) или в дискриминации по религиозному признаку (сотрудник темнокожий, глуховат и мусульманин!)
Bот его сосед только что заявил, что накануне ночью был разбужен криками «Аллах Акбар!» как раз из этой квартиры. Но ведь он и представить себе не мог, что последует утром.
Bот ещё: некоторые заметили, что он категорически избегал здороваться с коллегами женского пола и исполнять поручения вышестоящих по должности женщин. А ещё он открыто поддерживал террористов, расстрелявших редакцию журнала «Шарли Эбдо». Об этом тоже многие знали, но ведь не доносить же...
И вот ещё что: некоторые сотрудники также замечали у него на лбу известный след от регулярного моления — «tabaâ», что само по себе есть лишь признак особой религиозности, но не свидетельствует о непременной радикализации, так что уверенности в его террористических намерениях не было.
А вот, наконец, и следаки обнародовали, что в тот трагический день он с самого утра усердно переписывался в телефоне с собственной супругой и эта переписка более чем наглядно показывает, что оба готовились к тому, что произошло, в полной уверенности, что единственный судья им — Аллах, остальное — неважно.
И здесь, знаете, как в известной истории с блефом ВасильИваныча во время игры в покер «под честное слово» — доселе сдерживающейся прессе, старательно делавшей вид, что она сама, пресса, верит в версию нервного срыва, пошла карта...
Новые детали и новые свидетельства хлынули потоком и теле-радио-дебаты буквально захлебнулись полемикой, в которой значительно жиже и неуверенней вдруг зазвучали голоса непримиримых защитников «необобщения» и «необижания» самой миролюбивой в мире религии.
Большинство этих дебатов в срочном порядке выворачивалось в нужное русло: давайте оставим в стороне исламистский терроризм и подумаем, как нам «обезопасить всех от любого терроризма». Сюжет, однако, неизменно возвращался на круги своя, поскольку достаточных примеров для иллюстрации «любого другого терроризма», кроме исламистского на данный момент найти оказалось значительно сложнее.
Окончательно «сбледнувшему» с лица министру внутренних дел Кастанеру было публично брошено обвинение в либо некомпетентности, либо в сознательном замалчивании террористического преступления («Там нечего расследовать!»). Сразу несколько политических деятелей заговорили о необходимости его отставки и расследования случившегося специальной комиссией.
Но главное всё же следующее: на официальном уровне была, наконец, озвучена проблема радикализации сотрудников (внимание!) всех французских административных органов. Прессе заявили, что некий циркуляр был в срочном порядке выпущен и запущен по министерствам, с требованиями придумать что-нибудь для быстрого выявления и эффективной нейтрализации всех госслужащих и разнорабочих, потенциально опасных с точки зрения радикального исламизма.
Я с нарастающим вниманием слушала, как на вопрос журналиста, какие именно структуры следует пытаться «обезопасить в срочном порядке», представитель правительства отвечал: национальное образование, здравоохранение, транспорт, полиция, армия...
Чтобы вы хорошо поняли, о чём речь, поясню на примере авиаперевозок: несколько лет назад, специальным внутренним приказом служб безопасности французских аэропортов, у некоторых сотрудников, имевших доступ к багажным отделениям самолётов, были изъяты электронные пропуска, позволявшие им проникать во внутренние структуры аэропорта.
Речь шла о сотрудниках, наглядно афишировавших свою религиозную принадлежность. В тот же момент были опубликованы материалы по многочисленным общим проблемам, связанным с этими сотрудниками: неподчинение старшим по званию лицам женского пола, самовольные отлучения с мест работы на молитву, распространение религиозной литературы экстремистского содержания.
Если вы ещё не поняли, чем может быть чревато подобное поведение «радикализированных» исламистов в любой из сфер их свободной деятельности, я приглашаю вас просмотреть все сводки терактов за последние восемь лет. Начиная с сентября 2001.
О том, что благодаря повальному действию политики политкорректности, сначала понукавшей, а затем жёстко заставлявшей соблюдать обязательную квоту в трудоустройстве граждан определённого происхождения и религии, французские (и европейские) госструктуры в настоящий момент оказываются буквально нашпигованы теми самыми людьми, которых сегодня рекомендуется «тщательно наблюдать на предмет выявления признаков радикализации».
Как конкретно себе представляют подобное «выявление» и «нейтрализацию» дающие такой приказ умники, не уточняется.
Учитывая, что любая ошибка в столь опасной области чревата обвинениями во всех типах дискриминаций (как вы смеете подозревать кого-то, только потому, что он мусульманин?!), — можно с уверенностью сказать, что никаких ощутимых результатов эти начинания не принесут.
Просто потому, что огребать бесконечные обвинения и таскания по судам за очередную дискриминацию всех откровенно неподсудных и неподконтрольных покажется много более страшным, нежели очередная бойня, ставшая уже привычным элементом европейской действительности.
Вспомните все уже имевшие место теракты, сопоставьте предпринятые после них меры с реально ничуть не снизившимся риском и убедитесь сами.
Если всех уже прожитых и оплаканных трагедий оказалось недостаточно, чтобы заговорить наконец начистоту о нарастающей и конкретной угрозе, то и эти новые семь минут, за которые погибли четыре человека в самой цитадели французской безопасности потрясут мир не более предыдущих.
Весь пыл уйдёт в расследования и комиссии, перебирающие всем известные факты и перетолковывющиe уже сказанные слова, с целью проверки, не наговорил ли кто на новую дискриминацию...
Кстати, о дискриминациях: не знаю, услышал ли кто-нибудь из вперёд смотрящих, то, что услышала я, но в общей какофонии удручений, соболезнований и возмущённых призывов «не обобщать», весьма кощунственно прозвучала и канула одна невольно оброненная фраза, по всей видимости, оставшаяся незамеченной, поскольку её автора ещё не застыдили и не загребли. (А может, и застыдили и выгребли, но об этом вряд ли узнает мир:
«Мы пока не можем ставить знак равенства между радикализированными элементами и людьми, просто принявшими ислам».
Ключевое и самое страшное слово здесь — «пока». Вылетело — не поймаешь...
Елена Кондратьева-Сальгеро, журналист, главный редактор литературного альманаха «Глаголъ», Франция.
*Мнение авторов может не совпадать с позицией редакции.
Подробности от АК:
Комментарии (0)