Владимир Микоян
Современной Армении неизбежно придется вступить в этап поиска новых исторических личностных ориентиров, не тех, которыми она всегда славилась и гордилась: изобретателем армянского алфавита, просветителем Месропом Маштоцом, лирическим поэтом и музыкантом Саят-Новой, воином и народным вождем в борьбе с захватчиками-персами Мхитаром Спарапетом и другими фигурами, которые традиционно являются цементирующим слоем армянской нации. Но годы идут, столетия меняют друг друга, события наслаиваются и опираться лишь на персоналии, олицетворяющие достижения армян в далеком прошлом, становится недостаточным для поддержания идентичности армянской нации, ее осмысленного патриотизма.
Иначе можно решить, что мост между временами оказался разрушенным, что Армения остановилась много веков назад в своем развитии и не дала ни себе, ни миру плеяду выдающихся деятелей в самых разных областях жизни. Монументальное искусство, то есть памятники, как раз и должны говорить о том, кого готово уважать, вспоминать и чтить нынешнее поколение армян. Однако вопрос о том, какие критерии применять к заметным армянским фигурам из не такого уж недавнего прошлого, по какой шкале их оценивать – еще предстоит решить. Ведь памятники ставят людям, кем бы они тогда ни были, а людям свойственно ошибаться и степень их ошибок тоже может быть разная. В каких случаях закрывать глаза на ошибки и стоит ли закрывать, чтобы не сползти к идолопоклонству ? А если не стоит, то какова должна быть степень снисхождения к ним, какой массив добрых и полезных дел, какая масштабность и статус этих фигур сможет (и сможет ли?) перевесить объективный негатив на их жизненном пути.
Гарегин Нждэ (Тер-Арутюнян) был цельной натурой борца за армянскую государственность, за стойкость перед захватническим напором Турции, за возвращение отторгнутых ею у Армении земель. Однако его деятельность можно разделить на две составляющие: военную и политическую.
Если в его военных успехах можно не сомневаться, в том числе и против турок в ключевом Каракилисском сражении, и в организации вооруженной борьбы за принадлежность к Армении Зангезура, Сюника и Карабаха, в успешном формировании там воинских частей, компетентном и стойком командовании ими, то в политической сфере его многолетняя деятельность оказалась абсолютно бесплодной, больше пафосной, чем результативной, и по сути пришла к фиаско. На этой стезе он не смог добиться ни одного мало-мальски значимого и полезного для Армении результата. Он больше годился для ситуаций, где надо было динамично действовать, увлекать своим примером, вести за собой в бой, не сгибаясь под пулями. Но военные действия закончились и Г. Нждэ оказался вырванным из своего «естественного» состояния воина-командира, воспринял ввод в Армению ХI Красной армии как оккупацию, эмигрировал и перешел к продолжению борьбы (теперь уже не только с Турцией, но и с Советской властью) политическими средствами. Будучи очень своеобразной, обособленной по характеру фигурой – гордой, категоричной, даже авторитарной, вспыльчивой, с чувством собственного интеллектуального и этического превосходства (подчас справедливым) над коллегами по партии «Дашнакцутюн», он никак не мог найти общего языка с ними, выстроить и сохранять надолго общую прочную платформу взаимодействия. Не случайно С. Врацян – последний премьер Республики Армения, после ее падения в 1920 г. в эмиграции постоянно боролся против Г. Нждэ, хотя внешне они оставались в корректных отношениях. Г. Нждэ отвечал ему и другим партийным функционерам взаимностью, открыто заявлял, что «хотел бы видеть партию «Дашнакцутюн» окончательно уничтоженной». В результате того временами открытого, временами скрытого противостояния Г. Нждэ дважды: в 1921 и 1937 г.г. исключался из партии «Дашнакцутюн».
Нашествие Германии на Советский Союза создало в беспокойном, до предела и одержимости пропитанном национализмом сознании Г. Нждэ иллюзию того, что наконец-то открывается «окно возможностей», что победа Гитлера не только сокрушит «оккупацию Армении Советами», но и позволит мирным путем вернуть от Турции захваченные вилайеты Западной Армении и воссоздать границы былого великого армянского царства. Для трезвомыслящего политического деятеля (хотя ему мешал всепоглощающий его философско-патриотический заряд), это был непростительный, грубый просчет. Но ему хотелось верить в созданную им фантазию.
Проживая в Болгарии, он добровольно стал открытым пособником нацистской Германии, вербовал в пользу немцев проживавших в Болгарии и Румынии армян, посещал концентрационные лагеря военнопленных и вместе с сотрудником отдела «С» 6-го Управления безопасности Рейха армянином Петром Камсаракяном отбирал там красноармейцев-армян, отправлял их в разведшколу под Берлином (местечко Хохен-бинде).
Впоследствии эти агенты перебрасывались в Крым для диверсионной работы, куда Г. Нждэ после захвата немцами Крыма приезжал в 1942 г. для инспекции результатов деятельности своих подопечных. Г. Нждэ в 1942 г. вошел в состав «Армянского национального совета» (позднее пренебрежительно названного им «трафаретным»), созданного немцами для усиления борьбы с СССР силами армян, как в самой Армении, так и за ее пределами. Причем неуживчивый Г. Нждэ, стремившийся быть стержневой фигурой зарубежного армянства, называл занимавшегося такой же вербовкой в лагерях армян «генерала Дро» (Драстамата Канаяна, бывшего военного министра Армянской Республики в 1920 г.) «предателем родины». Трудно сейчас сказать, какие специфические критерии тогда применял Г. Нждэ в таком презрительном обличении бывшего соратника по военным действиям в Армении против турецких агрессоров. Оба они вновь делали одно и то же, но уже черное дело, оба в разных амплуа помогали гитлеровцам. Может быть и в этом привыкший лидировать Г. Нждэ хотел застолбить свои особые заслуги? «Генерал Дро» тоже не простаивал: созвал в 1941 г. в Бухаресте съезд партии «Дашнакцутюн», на котором было принято решение о сотрудничестве партии с фашистами, взял на себя руководство немецким разведорганом «Дромедар», входил в состав организованного немцами «Политического совета» дашнакской партии. Второй съезд партии он созвал уже в 1942 г. в Бельгии. В целом же тандему «Г. Нждэ-генерал Дро» удалось сформировать из военнопленных так называемый Армянский легион из 11 батальонов общей численностью 18 000 человек.
Еще один пример политической наивности Г. Нждэ – он, добровольно находившийся в стане врага, не расценивал это как вопиющее прегрешение, посчитал для себя нормой морально-этическую установку мракобесов всех времен и народов: «Цель оправдывает средства». Но был же и иной путь - самоотстранения, которым, например воспользовался Смбат Бороян, один из сподвижников легендарного Андраника – он вышел из партии дашнаков в 1942 г. в знак протеста против ее сотрудничества с фашистами. Или путь под стать военному человеку, тот, который избрали дезертировавшие армянские легионеры, создав в 1944 г. во Франции партизанский отряд, участвовавший в движении Сопротивления. Я уже не говорю о тех легионерах, кто с оружием в руках переходил на сторону Красной армии.
Загадкой остается, почему Г. Нждэ не эмигрировал с отступавшими немцами (как это сделал «генерал Дро») и подставил себя под арест после вхождения Красной армии в Болгарию (к тому времени она перестала уже быть союзницей гитлеровской Германии, славировала и успела объявить ей войну), спецслужбы которой, прекрасно осведомленные о его недавнем прогитлеровском прошлом, выдали его сотрудникам советской военной контрразведки «СМЕРШ». Объяснения Г. Нждэ о причинах сотрудничества с гитлеровской Германией – «моя связь с немцами имела анти-турецкую основу», не произвела, да и не могла произвести впечатления.
Очень уж наивно выглядели расчеты Г.Нждэ с помощью немцев после победы над Советским Союзом отторгнуть от Турции – фактического молчаливого союзника Германии, утраченные с начала XX века территории Западной Армении.
Такой сценарий был наивен и просто нереален, хотя бы потому, что немцы не давали никакого повода думать, что вступятся за Армению против своего союзника, перекроят между ними границы и вообще будут относиться хотя бы с терпимостью к армянам. Как при этом можно было забыть каноническую издевательскую реплику Гитлера: «Кто теперь вспоминает о геноциде армян?!» – загадка! На поверхности для аналитического ума были и иные, более зримые симптомы реального отношения немцев, начиная с присяги, которую давали армянские «легионеры»: «Клянусь перед Богом и Адольфом Гитлером до последней капли крови бороться за дело национал-социализма против большевиков и империалистов». При этом Третий рейх был самими же гитлеровскими идеологами именован «империей». Но где же здесь Армения, где национальная идея «Армения превыше всего», которую превозносил Г. Нждэ?! Причем тот же Гитлер, которому «легионеры» клялись в верности, достаточно презрительно отзывался об армянах в составе вермахта: «Я считаю надежными только мусульман. Несмотря на все заявления военных, я не доверяю армянам». И Г. Нждэ и «генерал Дро» старались доказать обратное кровью своих подопечных – армяне в составе вермахта активно участвовали в боях в Туапсе, Нальчике, Моздоке, на Кубани, на Керченском полуострове, в Крыму. И делали это, как говорится, «от души». Как, например, отмечал начальник штаба группы армий «А» генерал-лейтенант Грайфенберг, «809 армянский батальон успешно боролся с бандами и отрядами противника, внес большой вклад». За участие в ожесточенных боях батальону была объявлена специальная благодарность генерала-фельдмаршала Э. фон Клейста, многие легионеры были награждены «Восточной медалью» и Железным крестом.
Как Г. Нждэ, декларировавший в своей высокопафосной манере, что «армянин не должен враждовать с армянином», одновременно смотрел сквозь пальцы на то, что его соотечественники с его помощью оказались по противоположным сторонам фронта, воюют и убивают друг друга – еще одна загадка и часть трагедии его личности и его исковерканного сознания. Он все ждал, что Германия в порядке взаимности официально заявит о признании права народа Армении на самоопределение, что этим он – Г. Нждэ, будет оправдан историей, но Гитлер об этом даже и не помышлял.
Как отмечал командир Центра по формированию восточных легионов генерал-майор Р. фон Хайгендорф, «Гитлеру нечего было сказать народам Кавказа даже тогда, когда мы достигли подножья Кавказских гор».
Г. Нждэ глобально просчитался, утонул в собственных иллюзиях, не поняв главного в политической стратегии имперского Третьего рейха, о чем впоследствии писал командующий Южной группой войск фельдмаршал Ф. Манштейн: «Самым трудным будет вопрос, какую цель поставить для русских и инородцев в борьбе против большевиков, так как их интересы противоположны и, в конечном итоге, расходятся с нашими».
Какими бы оправдательными мотивами ни мыслил Г. Нждэ, объективно он действовал на стороне врага, помогал ему убивать своих соотечественников, и этим все было сказано, это определяло его дальнейшую незавидную судьбу – свободы вплоть до своей кончины в заключении в 1955 г. он так и не обрел. Для доказательства его неправоты в борьбе с Советской властью, если не сказать политической недальновидности или даже слепоты, арестованного Г. Нждэ перевели отбывать наказание из России в Армению. Именно в Ереване после 4-летнего пребывания в тюрьме ему как пособнику немцев и активному члену враждебной к Советской власти партии «Дашнакцутюн» (с которой он же сам время от времени конфликтовал) был вынесен приговор: «к 25 годам лишения свободы» (обвинительное заключение от 10 марта 1948 г.). Война закончилась, но приговоры по своей тяжести все еще выносились по законам военного времени. Безусловно, 25-летнее заточение для человека его возраста было равносильно смертному приговору. Такое наказание не выглядело по сталинским меркам явно избыточным на фоне аналогичных дел (одиозному генералу А. Власову или атаману П. Краснову «повезло» меньше – оба были повешены), но так уж несчастливо легли для Г. Нждэ звезды, никто из соотечественников – ни в Армении, ни из-за рубежа не подал голос ради смягчения приговора…
В Армении ему для наглядности решили показать, во что превратился Ереван с 1920 г. – то есть с момента, когда Г. Нждэ видел его в последний раз перед падением Армянской Республики в 1920 г. и своей эмиграцией. Напомним, что тогдашний Ереван состоял всего из 30 тысяч жителей, около 50 узких улиц и закоулков, преимущественно из лачуг и примитивных караван-сараев, теснившихся у бывшей персидской крепости. Электричество в городе появилось лишь в 1910 году, чуть позже – первая телефонная сеть, насчитывавшая всего 80 абонентов.
Вид уже отстроенного и продолжающегося строиться монументального центра Еревана произвел шокирующий эффект на Г. Нждэ. Несмотря на то, что в эмиграции он имел возможность следить за происходящими изменениями в Армении, его сознание оказалось неподготовленным, город был неузнаваем. Из письма Г. Нждэ С.Врацяну от 14 апреля 1953 г.: «То, что мы увидели – небывало и побуждает всякого очевидца преисполниться уважением и восхищением историческим трудом и строительным гением армянского народа, который получил возможность раскрыть и развернуть свои способности при Советской власти».
Дальнейшее осмысливание уже советской истории Армении привели его к заключению о том, что «присоединившись к СССР, Армения положила конец катастрофическому для нее характеру буферного государства».
Этим он фактически признавал ненужность всей своей политической послереволюционной борьбы против Советской власти, признавал наличие твердых гарантий не только физического и географического выживания Армении в составе одного большого и мощного государства, но и ритмичного пульса ее прогресса во многих сферах. Однако в озарившую его готовность и искренность сотрудничать с Советской властью, в основном находясь среди зарубежных армян, не поверили. Сталин никак не отреагировал на личное письменное обращение Г. Нждэ совершить «рыцарский поступок» и предоставить ему свободу, которую бы он обратил на пользу Советской Армении, находясь среди диаспоры. Жизнь, начатая славными делами по отстаиванию родины против турецких захватчиков, за целостность исконных армянских земель, на последующих этапах как бы выдохлась, буксовала, привела его в стан врагов человечества в образе нацистов, умертвивших в страшной войне будущий цвет его же нации - 300 тысяч молодых мужчин-армян. Поистине к Г. Нждэ применимо классическое, хрестоматийное изречение – дорога в ад вымощена благими намерениями! Именно такой эпитафии заслуживает памятник, воздвигнутый Г. Нждэ в Ереване.
Армения – самостоятельная страна со своими представлениями о том, кого по новой демократическо-либеральной идеологии следует чествовать, а кого порицать. Края понятий добра и зла стираются. Испытав на себе много войн и человеческих трагедий, Армения, к счастью, избежала материальных последствий самого губительного и жестокого из всех доселе известных военных конфликтов.
В России, где эта ужасающая война прошлась косой, разрушив половину экономики и принеся практически демографическую катастрофу, отдающуюся и по сей день, какое-либо публичное возвеличивание в любой форме тех, кто по своим причинам был на стороне противника, точнее врага – по российским меркам совершенно недопустимо и безнравственно.
Именно поэтому установка в частном порядке на территории армянского храма в Армавире памятной доски Г. Нжде вызвало здесь, у нас, такое острое неприятие. И автору этой идеи и сочувствующим ему стоит помнить, что территория армянского храма в России – это еще не армянская территория. И уже поэтому такая бестактность должна быть исправлена: доска демонтирована, сожаление высказано – только тогда, будем надеяться, этот скандал останется позади и не станет трещиной в межнациональных отношениях, пусть даже и на местном уровне.
Владимир Сергеевич Микоян – главный эксперт аналитическо-дискуссионного «Меркурий-клуба»
Специально для «Столетия»
Комментарии (5)