Однако за этими спорами российское общество чуть было не проспало явление, аналогов которому не наблюдалось с XIII века. Возвышение Азии выглядит на этот раз не столь эффектно, как нашествие орд Чингисхана, но отличается куда большей основательностью. Можно было не говорить о геополитических последствиях этого феномена в те годы, когда в отрыв ушла Япония, которая была лишена политической субъектности и воспринималась как азиатский филиал Запада. Однако субъектность Китая не вызывает сомнений. В Китае – деньги, в Китае – необъятный рынок, в Китае – материальные и социальные технологии.
Поэтому настаёт момент, когда споры западников и антизападников должны прекратиться сами собой, поскольку Россия уже не может определять себя в мире относительно Запада.
Речь не о том, чтобы нарочито отвернуться от Запада, обидеться на него и «уйти к другому». Речь не об эмоциях, а о реалиях, которыми Россия управлять не может, даже если бы очень захотела. В этой новой реальности лозунг «Азия от Шанхая до Калининграда», желаем мы того или нет, выглядит более здравым, чем «Европа от Лиссабона до Владивостока».
Какими бы ни были отношения России с Европой, Африкой или Америкой, в обозримом будущем ей придется искать свое место именно в евроазиатском мире и определять себя прежде всего по отношению к Китаю и другим преуспевающим странам Азии. Скандальный уход американцев из Афганистана, в результате которого заваренная ими каша оказалась на попечении России и КНР, лишь подчеркнул эту новую ситуацию. Создание антикитайского англосаксонского блока AUKUS – первого западного блока, построенного по этнокультурному принципу, с одной стороны, ослабляет атлантическую солидарность, а с другой – заставляет политиков задуматься о зеркальной консолидации сил в Азии. Наконец, нынешний энергетический кризис в Европе, во многом связанный с перенаправлением газовых поставок в пользу азиатских покупателей, показывает хрупкость экономического положения наших западных соседей.
Вот почему инициатива Сергея Шойгу о «повороте на Восток», о новом освоении Сибири, вовсе не кажется произвольной утопией. В самом деле, если центр мировых дел перемещается на Восток, то Россия не может позволить, чтобы с этим новым центром граничила периферия страны. Таким образом, периферийное положение Сибири должно быть ликвидировано.
Идеи Шойгу развивает недавняя
Караганов спорит со Збигневом Бжезинским, который считал, что без Украины Россия не останется великой державой, и в этом смысле противопоставляет Украину Сибири. Я бы уточнил: как европейская великая держава Россия без Украины и в самом деле менее привлекательна. А вот в рамках формирующегося евроазиатского мира дело выглядит немного иначе.
Судьба Украины – одна из любопытных мизансцен нового восточного поворота. Хотя раскол России и Украины случился вне связи с возвышением Азии, в новом контексте он приобретает то же значение, что и в XIII–XV веках. Политическое украинство цепляется когтями за край отплывающей европейской льдины, чтобы не остаться на азиатской стороне образующегося разлома. Только вот Европе ЛГБТ, трансгуманизма и зеленой экономики становится всё меньше дела до сельских мечтаний. Караганов же намекает на то, что в новых условиях Россия отказывается от мечты об интеграции с Украиной, не будет тратить свои силы на подобные проекты, сосредоточившись на восточном направлении. Впрочем, если додумать эту мысль, брошенная всеми Украина могла бы послужить источником людских ресурсов для сибирского прорыва.
Можно сказать, что Сергей Шойгу выступил в наши дни как Филофей XXI века. В 1523 году псковский инок Филофей заложил такой исторический вираж, о котором прежние русские не могли помыслить: «Москва – третий Рим». От Филофея до Петра прошло почти два столетия. Будем надеяться, что намечаемый сегодня «поворот на Восток» будет осуществлён быстрее.
Комментарии (2)