Александр Будберг: "Азербайджан медленно будет продвигаться вперед"
В первый раз я попал под обстрел — точнее, вертолет, в котором я находился, — в ноябре 1991 года, в Карабахе. Вертолет был гражданский, бело-голубой расцветки. Типа тех Ми-8, на которых летал Мимино. И так как по дорогам Нагорного Карабаха уже было просто так не проехать, он набивался как сельский автобус и развозил граждан по их селам. Я летел в свою первую командировку — мы с коллегой должны были подготовить репортаж об этой, тогда еще гражданской войне. Она с армянской стороны, я — с азербайджанской. Обмишуриться с первого же раза я себе позволить не мог и на перекладных добирался до цели. Вертолет — это был последний отрезок пути. Мы стартовали из очень чистенького и благополучного городка Агдам — известному почти всем жителям СССР по одноименному портвейну с рисунком городка на этикетке.
АРМЯНСКИЙ СОЛДАТ ВЕДЕТ ОГОНЬ ИЗ АРТИЛЛЕРИЙСКОГО ОРУДИЯ. ОКТЯБРЬ 2020 Г.ФОТО: AP
Агдам располагался в Равнинном Карабахе и казался глубоким тылом. Сейчас этого городка просто нет — нет ни зданий, ни людей, ни даже кладбищ. Он был захвачен армянскими формированиями в начале 90-х. Весь Равнинный Карабах стал частью пустыни, окружающей Карабах Нагорный. И таких районов 7. Они составляют 20% территории Азербайджана. И хотя все время говорят именно о Нагорном Карабахе, всегда надо понимать, что не стоит его смешивать с другими оккупированными районами.
Тогда около миллиона человек были вынуждены покинуть свои дома. И это был крупнейший поток беженцев в Европе после Второй мировой войны. Но об этом как-то не принято вспоминать. Кстати, именно им — этим беженцам — и продавали потом камни с семейных надгробий. И в этом нет ничего невероятного — это было самое рациональное использование этих плит, ведь эти территории победители не могли ни заселить, ни использовать. Народа не хватало.
Но вернемся к тому полету, когда упитанный Агдам стал базой для моего путешествия. Когда мы приземлились в одном из азербайджанских сел, выяснилось, что один раз в нас все-таки попали. Балка Ми-8 была прострелена навылет. Но пуля не задела тяги заднего винта, и балка не разрушилась. Был щелчок металла о металл — и все. Никто не подумал плохого. А выяснилось, что крепко повезло.
Тогда война в Карабахе поразила меня. Она напоминала скорее какие-то рассказы Вальтера Скотта, чем то, что мы видим сейчас по ТВ. Самое распространенное оружие — охотничьи ружья. В деле были ножи, косы, чуть ли не луки. Крестьяне враждовали с крестьянами, но все это было как-то несерьезно: овец меняли на людей, совершали какие-то «индейские набеги на соседей». И хотя до хаджалинской резни оставались считаные месяцы, какой-то карнавальный, ненастоящий характер этой войны я тогда ошибочно почувствовал. Это совсем не напоминало не то что Чечню начала 95-го, но даже абхазо-грузинское противостояние, которое я видел позднее. Это был самый первый, «пробный» конфликт, который оказался в итоге длиннее всех последующих…
Над всем этим пространством царила ДОН — дивизия особого назначения уже Российской армии. Она там оказалась еще до распада СССР с целью «силового замирения сторон». Но осталась там и после распада Союза. Это был удивительный и странный момент, когда старые правила и ориентиры вдруг исчезли. Возникали новые. И как перейти от одних к другим — было не понятно никому.
ДОН была властительницей деревень и городков в зоне конфликта. На бронетранспортерах перевозили крестьян по их надобностям — дороги были небезопасны, а деревни причудливо перемешаны. Единственная ходившая валюта — советский рубль. Валюта государства, которого уже и не было. И на эти перевозки были твердые устоявшиеся расценки — как в городских автобусах.
А ночные обстрелы деревень и зачистки целых населенных пунктов — стоили гораздо дороже, и решить эти вопросы без старших начальников младшим офицерам было невозможно. Вообще все имело свои расценки — выпущенная или невыпущенная пуля, снаряд, слив дизтоплива, «исчезнувший» автомат. Война на глазах превращалась в сверхприбыльный бизнес, который приносил уже в тот момент людям, имевшим к этой войне отношение, такой доход, о котором еще полгода назад они не могли мечтать.
Собственно, я очутился в Карабахе в тот момент, когда война любительская, крестьянская, подражая марксистскому языку, превращалась в войну профессиональную, «промышленную». И надо сказать — решающую роль в превращении этого конфликта в ту ужасную и незаживающую рану сыграла моя страна.
Ясно, что торговля оружием, которое осталось от огромной советской армии, была выгодным делом всю первую половину 90-х. Бескрайняя страна, ранее скрепленная лишь сетью партийных ячеек и военными базами, развалилась на несколько кусков. И для того чтобы манипулировать этими кусками, и для того чтобы лучше продавать оружие — маленькие деревенские конфликты стоило разжечь до небольших войн. И они заполыхали по периметру Союза. Россия, точнее, огромные корпорации из военных, шпионов, в меньшей степени дипломатов, пыталась отыскать возможности в новых условиях. И Карабах стал отличной возможностью. Деньги платили и те, и другие.
Кроме того, и нечестно было бы об этом не сказать, на политическом уровне в Москве было принято решение поддержать Армению. Почему? Ответов может быть множество: и гораздо большая инкорпорированность армян в армейские, силовые, управленческие структуры в России. Жестокая неприязнь Ельцина к Гейдару Алиеву. Очевидно, существующие исторические и религиозные стереотипы. Официально это никогда не объявлялось, а неофициально — много раз слышал, что Азербайджан хочет уйти от России, так его можно удержать (хотя, находясь там, где они находятся, как эти республики могут уйти от России — непонятно). Армения будет нашим форпостом (почему, кстати, тоже непонятно). Это было как бы «политическим» оправданием участия в конфликте.
Как следствие этого сложного комплекса личных и «государственных» интересов, эшелоны танков шли откуда-то из мест базирования, скажем — из Омска, до Ростовской области. Там, чтобы не пересекать границу официально, перегружались на самолеты военно-транспортной авиации (после чего становились практически «золотыми») и перелетали как бы на нашу базу в Армению и очень скоро оказывались на фронте. Когда я спросил об этих поставках командующего ВВС России Петра Степановича Дейнекина, он — of the records — ответил подробно. «Да, перевожу. «Русланами». За топливо платят какие-то частные фирмы, связанные с Арменией. Но если ты думаешь, что хоть на один вылет у меня нет директивы Генштаба, то я сейчас же просто выйду из этого кабинета».
Множество российских офицеров армянского происхождения разом были отпущены в длительные отпуска и тоже оказались на фронте.
Правительство народного фронта в Баку плохо дружило с нашими военными и было свергнуто, по сути, ставленником российских десантников Суретом Гусейновым. Его отрядам передали оружие уходящей из Гянджи дивизии ВДВ. В развернувшейся дальше политической борьбе его переиграл вернувшийся из Нахичевани Гейдар Алиев. Но к этому времени Азербайджан потерял около 20% своей территории — семь районов вокруг собственно Нагорного Карабаха.
Чтобы понять степень вовлеченности МО России в конфликт, можно вспомнить, как в 1994 году приехавший на встречу с Алиевым Павел Сергеевич Грачев прямо заявил, что если будет необходимо, то армянские танки окажутся в Баку в течение двух дней. Вот такая любовь на троих. Собственно, во второй раз я оказался в Азербайджане как раз после этих событий — хотелось после убийства Дмитрия Холодова посмотреть — где так явно наследили люди, о которых он писал.
ГЕЙДАР АЛИЕВ.ФОТО: RU.WIKIPEDIA.ORGВторая половина 90-х принесла некоторое успокоение. Порядка в России и республиках СНГ стало куда как больше. Парни типа Грачева покинули руководящие высоты. Поставлять тяжелую военную технику контрабандой стало практически невозможно. Генерал Рохлин даже разоблачил тайные поставки оружия в Госдуме (заседание срочно закрыли).
Алиев с Ельциным, хотя и не любили друг друга, но начали общаться на официальных мероприятиях. Евгений Примаков, старый товарищ Алиева, по сути, стал эффективным лоббистом Баку в кризисных ситуациях. И несколько сгладил существовавший перекос.
К тому же мировое сообщество в рамках ОБСЕ тоже проявляло заинтересованность в разрешении конфликта. В 1996 году на генассамблее ОБСЕ в Лиссабоне аж 53 страны (все, кроме Армении) приняли специальное решение — в нем объявлялись принципы подхода к умиротворению. Под этими принципами подписались и Россия, и США.
И в 99-м состоялась первая из двух почти удавшихся попыток примирения. Главную роль в ней играли американцы. Это был их план. И в какой-то момент Строуб Тэлбот — зам. госсекретаря при Клинтоне, который курировал регион, почти поселился в Стамбуле. И Россия не только была не против, но и поддерживала этот план.
План этот требовал большой щедрости от Азербайджана и огромной смелости лично от Гейдара Алиевича. План предусматривал, что Нагорный Карабах, по сути, воссоединяется с Арменией. Окружающие его семь районов немедленно передаются Азербайджану. Лачинский коридор — дорога между Нагорным Карабахом и Арменией, проходящая по двум азербайджанским районам — Лачинскому и Кельбоджарскому, разменивается на коридор между Азербайджаном и его Нахичеванской областью, которая отделена от основной части страны территорией Армении.
«Отдать Карабах» даже для такого авторитетного руководителя Азербайджана, которым являлся Гейдар Алиев, — это большой, огромный риск. Трое его помощников — министр иностранных дел, руководитель секретариата, советник по международным вопросам — подали в отставку. Они боялись в этом участвовать. Один из этих троих мне прямо сказал: «Отдать Карабах — невозможно, нас разорвут». Но по факту уже были готовы карты раздела территории и назначены возможные даты подписания — первая декада ноября.
В Ереване перед этим был недавно избран президентом человек, который с самого начала руководил борьбой армянского населения в Карабахе, — Роберт Кочарян. Он еще не стал единоличным хозяином республики. Его главным и, пожалуй, на тот момент единственным, политическим капиталом была именно карабахская победа. Судя по его дальнейшим действиям, наступление мира в Карабахе не очень входило в его планы. Именно война за Карабах сделала его президентом всей Армении. Но в тот момент он должен был считаться с другими силами — прежде всего спикером парламента — Кареном Демирчаном, который возглавлял Армянскую компартию с 1974 по 1988 год и который, как говорят, приложил руку к возгоранию конфликта как раз перед тем, как Горбачев его снял. И Демирчан, и премьер (до этого — что важно — министр обороны) Вазген Саркисян вначале отказывались от мира с Азербайджаном, а потом согласились — видимо, оценив все перспективы — и международные, и внутренние составляющие. И Кочарян, казалось, согласился. Дело шло к решению.
Но тут произошло то, что всем хорошо известно. 29 октября группа из пяти террористов ворвалась в парламент Армении. Без всяких требований (если не считать крик «хватит пить нашу кровь») они расстреляли Демирчана, Саркисяна, еще несколько депутатов и министров. Кочаряна по счастливой случайности в зале не оказалось. Он прибыл позже, лично провел переговоры с лидером террористов Унаняном. Они захотели выступить в прямом эфире и требовали справедливого суда. И то, и другое было обещано. Они сдались, больше никто не пострадал.
Если, конечно, не считать тех, кто потом погиб в Карабахе. Ведь теракт, по сути, определил две вещи: Кочарян стал полновластным хозяином Армении; мирный договор, который должен был быть подписан в начале ноября, так и не был подписан. Тэлбот вернулся в Вашингтон.
Когда уже в апреле 2001 года Джордж Буш захотел вернуться к прерванному процессу и организовал встречу Алиева и Кочаряна в Ки-Уэсте, президент Армении уже уверенно уклонился от договора.
Потом было множество событий в обеих странах. Гейдар Алиевич, по сути, передал страну сыну. Владимир Путин на 4 года ушел в премьер-министры. Кочарян тоже покинул президентский кабинет. И в следующий раз попытка добиться успеха была предпринята третьим президентом России Дмитрием Медведевым. Попытка, которая тоже почти удалась.
С 2009 года он регулярно встречался с Ильгамом Алиевым и Саргсяном (сменившим Кочаряна на посту президента, тоже выходцем из Карабаха и военным лидером войны за независимость Арцака). Суть договоренностей вращалась приблизительно вокруг того же самого. Сама Нагорно-Карабахская автономная область оставалась в руках Армении. Юридически ее статус должен был определиться через 50 лет путем референдума жителей этого анклава. Строго говоря, решение было предопределенным — азербайджанское население с 1994 года не проживает ни в НКАО, ни в оккупированных соседних районах. Поэтому в 2061 году НКАО должно было и юридически объединиться с Арменией. Отсрочка была связана с надеждой, что за 50 лет азербайджанцы привыкнут к новому статусу Карабаха и весь план удастся осуществить. Взамен Азербайджан немедленно получал 7 районов вокруг. Лачинский коридор оставался в руках армянских военных, его ширина предполагалась в несколько километров, чтобы он не простреливался обыкновенным стрелковым оружием.
ВНУТРЕННЕ ПЕРЕМЕЩЕННЫЕ АЗЕРБАЙДЖАНЦЫ ИЗ КАРАБАХА. 1993 Г.ФОТО: RU.WIKIPEDIA.ORGКак рассказывал мне президент Алиев, бывший министр иностранных дел Азербайджана Эльмар Мамедъяров, когда визировал документ, за пару недель до намеченного в Казани подписания, не обратил внимания на поправку одной из формулировок, которую очевидно внес Российский МИД, готовивший итоговый документ. Из этой поправки в закамуфлированном виде вытекало, что Армения сохранит военное присутствие не только в Лачинском коридоре, но и в обоих районах, по которым он проходит. И они будут переданы Баку только через 50 лет, после юридического утверждения итогов референдума.
Это было нарушение договоренностей. И Алиев в Казани отказался подписывать документ, когда министр иностранных дел России сформулировал, что поздно менять формулировки.
Кстати, несколько присутствовавших в Казани членов делегации Медведева до сих пор уверены, что сделка сорвалась именно тогда, когда в комнату переговоров решили пригласить министров иностранных дел (якобы на этом начал настаивать Серж Саргсян). В присутствии профессиональных дипломатов лидерам было гораздо труднее договориться.
Подписать документ вновь не удалось. И это считалось скорее успехом Еревана и личной неудачей Медведева, который мог претендовать на Нобелевскую премию мира (а так не вышло, и «пришлось уходить из президентов»).
Один из руководителей российской внешней политики в то время на мой вопрос, зачем же мы поменяли формулировку — ведь Алиев не мог не воспринять такое иначе как обман — ответил: «Об этом очень просила армянская сторона». На мой второй вопрос — было ли обращено внимание президента Медведева на новый смысл документа — ответа не получил.
С тех пор прошло 9 лет, и, похоже, для меня снова пришло время собираться на Карабах. Все эти 9 лет Москва и другие международные посредники намекали Баку, что вот-вот что-то изменится. И предлагали подождать. За это время в Ереване ушел Саргсян и пришел Пашинян, который хуже ладит с Москвой. Он арестовал Кочаряна, хотя якобы Путин лично просил этого не делать. Стал разворачивать «многовекторную политику», пытаясь добиться большей независимости от России. За эти четверть века изменилась и роль Турции. Она стала гораздо более самостоятельной и предалась имперским грезам. Шикнуть на нее из Вашингтона или Парижа уже невозможно. И это то изменение, которое в Минской группе ОБСЕ по Карабахскому урегулированию, где сопредседательствуют США, Россия и Франция, почему-то просмотрели. Появление Турции наравне с историческими коспонсорами процесса, конечно, усилило позиции Азербайджана.
В конечном счете новая война была неизбежна не только потому, что Турция захотела утвердиться в регионе, или потому что нужна Алиеву в пропагандистских целях. (Это самые популярные объяснения, которые приходится слышать с удивительно разных сторон.) Она нужна Азербайджану, чтобы сдвинуть процесс урегулирования. Никакая страна не может согласиться с потерей 20% своей территории. И предполагаю, что вопрос собственно о территории компактного проживания армян внутри бывшей НКАО совсем не главный. Баку наверняка оставит статус этой области для размена. Но оккупированные районы вокруг этой области ему нужны. Поэтому — это не «пропагандистская заварушка», как кто-то считает. И ее не стоит решать, «обращаясь к сердцу» и не обращаясь к резолюциям ООН, ОБСЕ и т.д. Слишком много жизней на кону.
За эти 25 лет принципиально изменился и характер вооружений. Более богатый Азербайджан оказался готов лучше и с помощью беспилотников может точечно уничтожать военные цели. Советская техника армянской стороны, бьющая по площадям, была очень эффективна до появления беспилотников. Сейчас не так. «Грады», «Осы», танки, вкопанные в землю господствующих высот, теперь легко накрываются сверху, конечно, если позволяет изменчивая в горах погода. Израиль, по сути, являющийся давним стратегическим партнером Азербайджана, даже больше Турции обеспечивает технологическое превосходство союзника.
АЗЕРБАЙДЖАНСКИЕ БЕЖЕНЦЫ ИЗ КАРАБАХА. 1992–1993 ГГ.ФОТО: RU.WIKIPEDIA.ORGПредполагаю, что Азербайджан очень медленно, можно сказать, аккуратно, будет продвигаться вперед. Когда давление на Баку будет становиться слишком сильным, он будет приостанавливаться. Но оставить эту проблему нерешенной, вдруг перестать замечать ее — невозможно для лидера Азербайджана. Цель Алиева вернуться к дважды не состоявшемуся размену. И для армянской стороны явно нужно время, чтобы прийти к тому же решению. Бомбить собственно территорию Армении азербайджанская армия не собирается. Азербайджану не нужна интернационализация конфликта. И подключение механизмов ОДКБ, когда России придется вмешаться. Соответственно, и никаких турецких F-16 в Гяндже не было и не будет. Дураков нет.
Самый неприятный оборот развитие событий примет, если в ответ на преимущество противника в воздухе армянская сторона обстреляет ракетами стратегические объекты инфраструктуры в Азербайджане, типа Мингечевирской ГЭС. Собственно, неразорвавшиеся в Мингечевире ракеты — это предупреждение о такой возможности. Тогда ситуация точно имеет все шансы выйти из-под контроля. Но вряд ли это кого-то обрадует.
Но, как говорится, «и все-таки я верю». Ведь любая война заканчивается миром. Прочного мира без компромиссов не бывает. А компромиссы всегда дети поражений. И пора уже достичь того, что несколько раз «срывалось» в последний момент. От этого выиграют абсолютно все. И мне кажется, с каждым днем это будут лучше понимать все участники процесса.
Комментарии (11)